Другое дело, что вокруг порой на километры и их десятки все в стекло вплавили, а местных папуасов, то есть и меня до подписания контракта, на подступах на ноль множили, как только начинали проявлять излишнее любопытство. Уничтожали без пощады и без жалости. Мужчин, женщин, детей — плевать. Цивилизация, мать ее. Операторы дронов радовались — разгоняли эти попытки проникновения серую скуку бытия. Но в целом, для полноправных граждан места для любования колыбелями культуры имелись. С Хельгой в один из редких отпусков все их посетили, она настояла.
И еще один нюанс. Вокруг ни одного дворника или золотаря, рабов с метлами, ведрами и тряпками, но чистота такая, будто они денно и нощно занимались влажной уборкой брусчатки. Стерильность зашкаливающая, на всей улице только я — грязный микроб. Порядок поддерживался благодаря древней магии. Так, каждую ночь с исчезновением и возникновением мостов через каналы, так же пропадал любой мусор с улиц и тротуаров. И не только какие-то мелкие фрагменты, а оставленные в непотребных местах телеги, бочки, ящики и остальное. Все, что не входило в первоначальный план древнего архитектора. Как потом ругались «счастливчики»…
Исключение из данного правила мне не нравилось — трупы разумных. Животных — пропадали, а вот тех — нет. Даже кости старые не исчезали. По преданиям, когда деды первых родов явились в Черноягодье, то все улицы, площади и проспекты покрывал слой костей гуманоидов толщиной в два локтя, где-то достигал и четырех. Вот это, на мой взгляд, откровенное вранье.
Так размышляя, продолжал вычленять и запоминать необходимые мне важные детали, не стеснялся задерживаться, то есть замедлять шаг. На обратном пути решил устроить проверку, соотнося картины, отложившиеся в памяти и действительность.
Как же плохо без нейро! Но есть вещь в разы хуже — ныть.
Исходить нужно из текущих обстоятельств, а не из тупых мечт. Нет чипа? Значит, требуется всего лишь тренировать мозг, чтобы он занимался тем, что сваливал до этого на искусственного помощника.
Понимание данной простой истины никак не исключало просыпающуюся временами злость от собственных «порезанных» возможностей. Например, вон напротив в стене небольшая трещина в кладке на уровне груди. В нее легко и просто можно было одним движением вогнать пусть не скальный крюк, какие тут вряд ли имелись, но любой тонкий штырь. В памяти пацана дефект в кладке имел гораздо большие размеры, а лично я в первый раз из-за тени не заметил его, и только во второй смог запечатлеть. И так со всем.
Минут за двадцать пять достиг первой контрольной точки на запланированном маршруте — главной торговой площади. Слишком громкое название для всего лишь шести постоянно работающих лавок по ее периметру. В центре находились четыре ряда длинных прилавков под навесами, разделенных на одинаковые секции. Все они сейчас пустовали. В обычные дни начиналось вялое оживление часа через четыре после обеда, когда кто-нибудь решил продать дары моря, продукцию с огородов и подсобных хозяйств. Но и это была редкость. В основном в среде черноягодцев преобладал натуральный обмен, а все сделки были давным-давно обговорены.
Раз в три-четыре декады съезжались торговцы из близлежащих диких поселений и самого Северного Демморунга. А в преддверии больших праздников, особенно осенью, продавцов становилось настолько много — мест на всех не хватало.
Магазин швеи Талли из рода Лесных Котов была открыт. Мелодично зазвенели колокольчики, когда я переступил через порог. За прилавком оказалась сама хозяйка заведения, по совместительству родная сестра Хитрого Джилла. Невысокого роста, худенькая, длинноногая с большой грудью тридцатилетняя красавица. Она вышла замуж и сменила грозного тотемного зверя — Серую пантеру, на меньшего хищника. Впрочем, кошачьи черты не просматривались и в облике мужа — огромного детины, похожего на гориллу, вечно хмурого и сурово обозревающего мир из-под кустистых бровей.
Талли улыбнулась хорошей такой располагающей улыбкой, отчего на ее щеках появились ямочки и захотелось улыбнуться в ответ. Затем вместе с порывом от закрывшейся двери до чернобровки донеслись и миазмы, заставившие чуть брезгливо поморщиться.
Появившаяся девушка, в чью обязанность входило обслуживание покупателей, была остановлена властным жестом хозяйки. Сама же она как-то торжественно встала напротив меня, заговорила мелодичным голосом:
— Глэрд Аристо из рода Воронов, хотелось тебя поблагодарить за девочку нашу! — поклонилась, — Если бы не ты… — и тут она неожиданно всхлипнула, совершенно не наигранно, потом запричитала захлебываясь и сбиваясь, — За других наших тоже говорю спасибо! Но если бы с Ирмой что-то случилось… Даже не представляю… Нет ничего ценнее у Джилла… Глэрд… Души он в ней не чает, потакает, вон и Амелии заплатил, потому что дочка всегда мечтала знахаркой стать… А мать рано к богам ушла. Все мы Ирму любим, мой Деррик хоть и суровый, и твердый, как кремень, а с ней поговорит, улыбается… Понимаешь, Деррик улыбается! Кому скажи… И тоже… А что ты хочешь? Одна у нас девчонка на два рода, единственная лапулечка! У меня сыновья, у остальных тоже. А у Джилла вон как вышло с Сельмой, и никого больше видеть рядом с собой не хочет. Наше… Помни одно, всегда к нам можешь за любой помощью прийти! И род Лесных котов, как и род Серых пантер тебе никогда не откажут!
— Я, Глэрд Аристо из рода Воронов, запомню твои слова! — помпезно сообщил, следуя ритуалу. Как и предполагал, благодарность стала настигать героя гораздо позже, когда все детали и обстоятельства спасения были выяснены, другое дело, что пока не от отцов семейств.
Женщина попросила подождать, затем скрылась в подсобном помещении, откуда появилась минут через пять. Это время я провел с пользой, рассматривая представленные одежды и ткани, служанка откровенно мучалась, иногда поглядывала на меня то зло — из-за вони, иногда с неприкрытым интересом — не каждый день хозяйка кому-то поклоны отбивала. А вообще, люди здесь зрелищами не избалованные, поэтому любое событие, чуть-чуть выбивающееся из обычных будней, пересказывалось из уст в уста и обсасывалось неделями.
— Ты по делу? — наконец-то спросила Талли, сейчас только покрасневшие глаза выдавали, что не так давно давала волю чувствам.
— Да, — не стал ходить вокруг да около, — Сама видишь, что несет от меня, как от мерзкого мрока, сам я едва прикрыл срам, — на последнем слове задумался, как на него отреагирует «встроенный» переводчик. А затем плюнул. Не поймут, спишу на высокий слог древних дворян. Да и, с другой стороны, пока языкового барьера вроде бы не наблюдалось. Или сознание выдергивало наиболее близкие по смыслу земные образы, сравнения и метафоры? — Мастересса Талли, хожу в обносках, и таких… Мертвецы в последнюю Длинную Ночь выглядели лучше, когда я доспехи снимал, а рвань на них смотрелась куда как чище и целее. Поэтому исподнее белье хочу взять, полотенце, а затем отмыться на постоялом дворе мастера Тарина. Устал быть хуже лирнийского слизня!
Самокритика и план действий хозяйке понравились.
— Правильно! Это все Харм Скряга, он тебя в черном теле держал. Сам годами не мылся, вши с бороды только в похлебку не прыгали, смотреть противно! — при последней фразе служанка сбледнула с лица. Я не стал добавлять, мол, ошибаешься, ой, ошибаешься. И падали в похлебку, и сжирались. И пацан даже не морщился при виде подобного, — Еще и на Сход ходил. А всех окружающих в дерьмо превращал, сам посмотри! Кем был Джастин, и кем стал? Была у одноногого такая черта, чего не коснется — все опомоит!
