Теперь вокруг них образовались морщинки. Не глубокие, которые бы старили красивое лицо, а едва заметные, еще более подчеркивающие глубину серых холодных омутов. Несмотря на то, что в плечах он раздался, лицо его, наоборот, заострилось. Скулы чертят прямые линии до впадин на щеках, которые теряются в темной, короткой бороде. Странно видеть его с бородой, но что бы он не решил в себе поменять, я все равно его узнала бы. Наверняка узнала бы даже с закрытыми глазами. Потому что я чувствую его как-то по- другому. Каким-то даже не шестым чувством, тем, у которого нет порядкового номера.
– Почему ты так смотришь?
– Я думала, ты умер, – едва слышно произношу я.
– Нет, – криво усмехается он уголками губ. – Не думала.
Ничего не отвечаю, потому что на самом деле он, как всегда, прав.
– Зачем ты вернулся?
– А ты не рада? – один острый взгляд, и я снова теряюсь.
Смотрю, как он облизывает пересохшие губы. Мне хочется верить, что он хотя бы на одну сотую чувствует то же, что и я.
– Рада, но…
– Да ладно, Лер, я понимаю, – он вежливо улыбается официантке, и морщинки у глаз на мгновение становятся глубже, делая его лицо почти добрым. Девушка, конечно, тает. – Только вот мужиков ты так и не научилась выбирать.
– Я не…
– Игорек твой нервный, – еще одна скупая улыбка и такие же скупые движения. – Не думал, что…
– Прекрати, – цежу я, не желая выслушивать этот поток гадостей. И это слегка отрезвляет меня.
– Как скажешь, – безразлично пожимает плечами Макс и тут же меняет тему. – Тебе понравились подарки?
– Если ты называешь подарком развороченные могилы и труп в моем кабинете, то нет, не понравились. Это жестоко.
– Вот мы и перешли к делу, – Макс отодвигает чашку и подается вперед. – Эти интересности не мои.
«Давай, Лера, возьми себя в руки и начни уже замечать то, что бьется раненой птицей в стекло где-то на самом краю моего сознания», – проносится вихрем случайная мысль.
– А чьи?
– Тебе лучше знать, – он опять пожимает плечами, сверля меня взглядом серых глаз. Что в нем? Что в этом взгляде?
– Да только я не знаю, – я так же придвигаюсь к нему ближе и между нами остается с десяток сантиметров.
– Знаешь, золотая девочка, – его голос звучит приглушенно, завораживает, я прикладываю все силы, чтобы взять себя в руки.
Отшатываюсь, складываю руки на груди и перевожу взгляд на улицу. Макс насмешливо усмехается и это вдруг становится спусковым крючком.
Я не плачу. Нет. В глазах снова ни слезинки. Скукоживаюсь, сжимаюсь в один комок, испытывая боль где-то в центре груди. Огромный ком, давно угнездившийся где-то между ключицами, неожиданно для меня начинает разрастаться, давить на горло изнутри… Воздух вдруг застревает, так и не успев попасть в легкие. Задыхаюсь, и я немного даже рада этому. Панику я встречаю как старого друга, которого не видела многие годы.
– Я здесь, Лера, – не чувствую его рук, но знаю, что он сжимает мои плечи. – Я здесь.
Паническая атака еще какое-то время держит за горло, но потом все же отпускает, и я шумно выдыхаю воздух. Мышцы горла болят, прямо как раньше после подобных спазмов.
Реальность проступает постепенно. Где-то на периферии сознания слышу, как звонит телефон Макса. Мой остался лежать разбитый на том перекрестке. Макс принимает звонок, и из громкого динамика я слышу знакомый голос.
– Дай ей трубку, – Игорь непривычно спокоен и серьезен.
– Вы ошиблись номером.
Почти истерический смешок вырывается из моей груди.
Макс ведет машину одной рукой. Точно так, как и раньше. Я не стесняясь разглядываю его профиль, ловлю взглядом его движения, тону в своих эмоциях. Он не смущен. Даже наоборот – наслаждается моим вниманием.
– Куда мы едем? – спрашиваю я, когда картинки за окном выстраиваются в знакомый маршрут.
– За ответами. Ты же их искала?
– Макс…
– Лер, – он отвлекается от дороги и смотрит мне прямо в глаза. – Это нормально, что ты мне не веришь. Ненормально то, что ты веришь своему сумасшедшему.
– Я не верю вам обоим, – поджимаю губы я.
– Из нас двоих только я умирал за тебя, – напоминает Макс, и резкий приступ тошноты подкатывает к горлу.
До самого дома Арсения Ивановича я молчу. Уже не задаюсь вопросом, зачем мы сюда едем и для чего. Единственное, о чем я сейчас думаю, что волнует меня, это то, как удержать себя, не провалиться в тот хаос, который творился в моей голове тогда. Ощущение нереальности происходящего уже подкралось слишком близко. Я держусь изо всех сил, чтобы не дать ему захватить меня целиком, не дать себе усомниться в том, что правда, а что грязные и не честные игры моего разума.
– Как ты собираешься попасть в квартиру? – спрашиваю я Макса, когда мы минуем пристально следящую за входом консьержку.
– Через дверь, – лаконично отвечает он.
– Ну, удачи.
Макс давит кнопку дверного звонка и прислоняется к стене рядом так, чтобы его не было заметно сразу. Дверь открывает заспанный Даня. Он невысокого роста, сантиметром на пять выше меня, щупловат, но все равно достаточно обаятелен. В нем таилась притягательная загадочность, которая манила искательниц приключений со всего курса. Насколько я знаю, ни одной из них так и не повезло. Светлые волосы взъерошены, домашняя одежда мятая и несвежая. Его мутный взгляд натыкается на меня и остатки сна мгновенно улетучиваются.
– Валерия Сергеевна?
– Дань, я понимаю, что сейчас не лучшее время, – начинаю оправдываться я.
– Вы хотите посмотреть бумаги отца?
Я немного ошарашена его проницательностью, и Данил это замечает.
– Не трудно догадаться, что это все из-за вас, – пожимает плечами сын Арсения Ивановича, и мне становится больно от этих слов. – Проходите. Ищите, что хотите. Если, конечно, ваши друзья хоть что-то там оставили.
Бросаю обеспокоенный взгляд на Макса и делаю шаг через порог. Даня, пройдя немного вглубь коридора, оборачивается и замирает. Он смотрит поверх моей головы и его светлые глаза все больше расширяются. Парень нелепо хватает ртом воздух, пятится, но потом, наконец, берет себя в руки и, неопределенно взмахнув рукой, исчезает в ближайшем дверном проеме.
– Пойдем, – Макс легонько подталкивает меня под спину.
– Он тебя узнал! – шиплю я ему.
– С чего бы?
– Вот ты мне и расскажи! Что происходит, Макс?
Он фактически вталкивает меня в кабинет моего мертвого психотерапевта и запирает за нами дверь. Резко оборачиваюсь и впервые за последние пару часов смотрю без дрожи в его глаза.
