— Кадет Арос?
Да чтоб тебя!
Я оборачиваюсь и лучезарно улыбаюсь полковнику Ирэ.
— Да-да?
— Сядьте на свое место! — из глаз куратора летят молнии, а голос гремит не слабее грома.
— Я как раз ожидаю, когда оно освободится, — стараясь ничем не выдать своего волнения, отвечаю я.
— Ваше место свободно, — куратор взглядом указывает мне куда-то вверх, в сторону задних парт.
Кадеты, кажется, даже перестают дышать. Девчонка у моих ног не двигается, так и застывает в попытке дотянуться до последнего учебника. Алиша поднимает взгляд и с надеждой смотрит на мастера. Ой, ну что за мерзость, закатываю глаза я.
Нет, ну каков стервец! Полковник улыбается, не скрывая своего удовольствия от происходящего. Я поворачиваюсь туда, куда указал этот деспот. Одна последняя парта свободна, самая дальняя от окна. Мне хочется подойти к этому герою и вцепиться в его лицо. Вырвать его язык и скормить собакам в доме моего папеньки. А его самого сбросить с самой высокой башни Крепости. Только эти приятные мысли позволяют мне нежно улыбнуться и ответить Хагану Ирэ с достоинством.
— Да, действительно, мастер, — моя улыбка уже напоминает оскал, но куратор не из пугливых. — Простите мою невнимательность, мастер.
Последнее слово я произношу настолько невозмутимо и деликатно, что улыбка таки сползает с лица куратора, будто он только что сожрал кислицу. Это доставляет мне хоть какое-то удовлетворение. Развернувшись, я иду к своему новому месту, по пути «ненароком» наступив на учебник нахалки, которая заняла мою парту.
— Будет правильно, кадет Арос, если вы поможете собрать то, что упало из-за вашей неуклюжести.
Я замираю, занеся ногу на очередную ступеньку. Что? ЧТО?! Ну, это уж слишком!
30
— У меня в деле написано, что я не соблюдаю правила, — бросаю я через плечо, не оглядываясь. — Почитайте на досуге, возможно, тогда мы с вами найдем общий язык.
— Это приказ, кадет. Вы можете иногда пренебрегать правилами, но исполнять приказы вы обязаны, — его самодовольный голос ножом прорезает пространство между нами. — Если вы, конечно же, не хотите быть отчисленной. Вы ведь не хотите?
Я смотрю прямо в глаза куратору. В моей голове борются два варианта развития событий. Первый ненамного отличается от моих фантазий — тот же вырванный язык, скормленный псам, тот же полет с башни. Второй вариант более унизительный и более правдоподобный — подчиниться приказу. Отец не будет просить за меня ректора или самого полковника, даже наоборот — встретит меня дома с распростертыми объятиями. Если меня исключат сейчас, первое, что сделает мой драгоценный папенька, — выгодно выдаст меня замуж. Хочу ли я этого? Конечно, нет. Готова ли я вытерпеть ради этого унижение? Нннн… Да.
Я смотрю в затылок Аэрта. Он даже не оборачивается, чтобы увидеть шоу. Просто сидит и рассматривает пространство перед собой, в отличие от Тибо, который пристыженно опускает глаза, чтобы не встретиться со мной взглядом. Я возвращаюсь к злополучной парте, возле которой дрожит девчонка. Похоже, она уже успела тысячу раз пожалеть о том, что спровоцировала эту неловкую ситуацию. Книжки сыплются из ее рук, губы белеют и дрожат. Похоже, она вот-вот расплачется. И мне вдруг становится… жалко ее? Ох, нет, не лучшее чувство для такой, как я. Но я не могу перестать думать о том, что совсем недавно я так же тряслась перед Аэртом в попытках сохранить последние крупицы достоинства и не расплакаться. И я каждый раз так трясусь перед старшим братом, просто потому что никто меня не защищает, и никогда не защитит, а я сама уж точно не могу за себя постоять. Так в какой момент я стала худшим из воплощений Мерира? Эта мысль так яростно впивается в мое сознание, что я спешу выполнить приказ только для того, чтобы доказать самой себе, что с братом у меня нет ничего общего.
Наверное, я наклоняюсь слишком поспешно, потому что острая боль пронзает мое тело насквозь, и я, не удержавшись, тихонько вскрикиваю, выставляю вперед руку, чтоб не разбить нос о пол. В глазах темнеет, но я все же поднимаю учебник, почти не пошатнувшись.
— Что-то не так, кадет Арос? — участливо спрашивает мастер Ирэ.
— Кажется, я напоролась на плохо вбитый в пол гвоздь, — лгу я и встречаюсь взглядом с Аэртом. Боль не проходит, и я хватаюсь за край парты, чтобы не упасть.
— Мастер, мне кажется, кадету Арос необходимо в лазарет, — голос Аэрта неожиданно громко звучит в тишине аудитории. — Я могу отвести ее.
Кадет Ивес медленно кивает куратору, будто бы согласовывая понятные только им вещи.
— Хорошо, — дает добро руководство. — Но, если с кадетом все хорошо, вы оба возвращаетесь на лекции.
— Конечно, куратор.
Аэрт быстро поднимается, не заботясь об аккуратности берет меня под руку и ведет к выходу. Я бы хотела остаться в аудитории, чтоб мой уход не выглядел капитуляцией, но с каждым шагом дышать мне становится все труднее и труднее, а круги в глазах разрастаются, застилая собой все вокруг.
— Ты пила то, что я оставил тебе на тумбочке? — слова прорываются сквозь стучавшие в моей голове молотки.
Я пытаюсь ответить, но не могу, меня хватает только на то, чтобы отрицательно покачать головой.
— Дура! Какая же ты дура!
Даже не спорю, он абсолютно прав. Как я могла забыть?
Путь до комнаты кадета Ивеса для меня утопает в тумане. Каменные стены мелькают перед глазами, ступени плывут, а момент, когда меня укладывают в постель, вообще не удерживается в памяти. Аэрт точно так же, как и ночью, вливает мне горло свой целебный эликсир.
— Скоро пройдет, — обещает он, и, действительно, через какое-то время дышать становится легче, а острая боль притупляется.
— Спасибо.
— Даже не говори со мной, — не скрывает злости мой спаситель. — Зачем я вообще с тобой связался!
— Потому что ты не мог бросить меня в беде, не так ли? — я стараюсь состроить милую мордаху, но не уверена, что получается.
Кадет Ивес кривится при взгляде на меня и продолжает нервно колдовать над флягой.
— Этого тебе хватит на три дня, — он протягивает мне наполненную емкость. — Пей по пять глотков четыре раза в день, и кости скоро будут как новые, легкие — тоже.
Я киваю, приподнимаюсь, прислушиваюсь к собствен ощущениям. Боль ушла, и я уже могу шевелиться почти без стонов. Я вдруг чувствую себя неловко за все те хлопоты, которые я ему доставляю. И хотя он неоднократно обижал меня словами, этот парень все же спас мне жизнь, и продолжает это делать.
— Аэрт, я…
— Давай без этого, — перебивает меня он. — Если ты считаешь, что от того, что я помог тебе, ты стала мне менее противна, ты глубоко заблуждаешься. Пойдем, я хочу услышать хотя бы часть из того, что рассказывает мастер Ирэ.
А чего я, собственно, ожидала? Что он влюбится в меня болезную и сразу изменит свое мнение обо мне? Прав желтоглазый — дура.
