Знакомое лицо я узнаю в третьей слева кабинке. Увидев его, я облегченно вздыхаю, нелепо радуясь тому, что предал меня не Аэрт. Хотя все равно обидно, ведь мы знаем друг друга с детства, и он всегда был добр ко мне, даже когда я этого не заслуживала. Жестом я подзываю к себе мужчин.
Лео сидит один, вальяжно облокотившись на спинку широкой лавки. Его лицо повернуто к выходу из «кабинета», а взгляд устремлен вдаль, словно он выглядывает одного из сыновей хозяина, которые разносят здесь заказы.
Аран и Хаган подходят ко мне. Переглянувшись, мы решаем подождать дальнейшего развития событий. Мы ждем, но ничего не происходит. Проходит несколько минут с того момента, как я увидела Лео, но он так ни разу и не пошевелился. Понимание обухом обрушивается на мою голову.
— Он мертв, — шепчу я.
Смотрю на Арана, потом на мастера. По их взглядам я понимаю, что они догадались обо всем с самого начала, но, видимо, дали мне время осознать все самой. Что делать, я не знаю. Единственная ниточка оборвалась. Убийца Лео и заказчик моего убийства ушел задолго до того, как мы пришли. Нужно было не дать Лео уйти, нужно было прийти на встречу вместо него, сделать хоть что-то, чтобы он остался жив.
Я начинаю некрасиво плакать, вдруг осознав, что все эти годы, если кого-то и считала другом, то только Лео. Сейчас, когда он умер, я прощаю ему все. То, что он меня предал, то, что пытался убить, то что пришел сюда из жадности. Я никому и никогда не прощала столь многого, а ему готова простить все, лишь бы он сейчас пошевелился, потянулся, повел мускулистыми плечами, а не смотрел вот так вдаль неподвижным взглядом. Единственное, чего я не могу простить — это его смерти, и то — не ему, нет, не ему, а себе. Мне стоило всех поторопить. Мне стоило ворваться в комнату к ним с Алишей и никуда его не пустить.
Чьи-то руки сгребают меня в охапку, стараясь закрыть от этого жестокого мира, утешить, а я не могу успокоиться.
— Поверни кольцо, — слышу я голос Арана. — Я пойду проверю, не осталось ли следов. Уведи ее.
Скорее машинально, чем осознанно, я выполняю его просьбу, как и Хаган. Я чувствую, что меня куда-то ведут, ни на секунду не разжимая объятий. Я оплакиваю Лео так, как не оплакивала никого прежде. Прошло много времени, прежде чем слезы стали иссякать, прежде чем я, все еще всхлипывая, смогла что-то воспринимать.
— Поверни кольцо.
Наверное, Аран давно пытался меня дозваться, а я не слышала. Отлепившись от груди Хагана Ирэ, делаю воина видимым.
— Ну что? — спрашивает полковник. — Есть что-то?
— Кое-что, — Аран протягивает ладонь, на которой лежит кроваво-красный камень. — Это было зажато в его руке. Наверное, как-то сорвал с убийцы.
Вытирая слезы, я тянусь к камню, аккуратно беру его в руки. Камень восхитительной огранки, несомненно стоит баснословных денег. Но еще более дорогим его делает зеркальная гравировка на внутренней стороне. Знакомый с детства вензель… Он выглядит так, словно запаян прямо в рубин.
Дыхание перехватывает, в глазах темнеет.
— Я знаю чей этот камень и откуда. Такими камнями инкрустированы наградные кинжалы советников моего отца, — язык не поворачивается назвать его папенькой. — Меня хотел убить собственный отец.
Мрак окутывает все вокруг. Хотя бы ненадолго я избавлюсь от невыносимого присутствия в этом мире.
23
Темно.
— Мариис, Мариис, ты такая глупая!
Оборачиваюсь. Мерир стоит совсем рядом, ему лет шесть, но я смотрю на него снизу вверх. Кто-то толкает меня в спину, и я падаю на него, а он и не думает меня ловить — отскакивает в сторону, и я лечу со ступеней.
Темно.
Картинка меняется. Я одна в комнате.
— Ты не сделаешь этого, Ирагар! — женщина, похоже, плачет.
Я подхожу к двери, к узкой полоске мерцающего света.
— Наверное, ты мне помешаешь? — в голосе мужчины слышны издевательские нотки.
Красавица в роскошном вечернем туалете падает на колени перед повернутым к огню креслом. Я не вижу того, кто в нем сидит. Она притягивает к своим губам мужскую ладонь, целует ее.
— Она же твоя дочь!
— А вот этой лжи тебе лучше было не произносить, — холод в голосе мужчины пронизывает меня до костей.
Рука, которую только что целовала женщина, сжимается в кулак, и с размаху, ударяет ее прямо в лицо. Я кричу.
— Мама! Мама!
Мой голос тонкий, детский.
Мужчина поднимается (но я все равно не вижу его лица) и идет ко мне.
— Кто это у нас тут такой любопытный? — спрашивает он, открывая дверь и обнаруживая меня за ней.
Женщина лежит у камина и не шевелится.
Я плачу.
Темнота.
Вновь смена картинки.
— Я очень люблю тебя, дорогая! — та же красивая женщина ласкает мои волосы, гладит по голове, и я уже почти засыпаю. — Никто и никогда не причинит тебе зла. Это я тебе обещаю.
Что она там делает? Я не вижу, но мне очень интересно, над чем таким склонилась мама. Я приподнимаюсь на подушках и замечаю, как что-то красивое блестит у нее в руках. Она прячет это «что-то» в маленький мешочек и зашивает его.
— Это твой оберег, доченька, — она вкладывает мешочек в мою маленькую ручку. — Никому и никогда не показывай его, иначе его могут забрать. И тогда даже боги не ведают, что с тобой может случиться.
Острый предмет совсем не больно покалывает детскую ладошку сквозь стенки мешочка.
— Ты запомнила? — строго спрашивает мама. — Никто не должен видеть это. Никто на всем белом свете. Пообещай мне!
— Обещаю, — шепчу я и засыпаю, сжимая в ручках оберег, подаренный мамой.
Когда я проснусь, ее уже не будет. Это был последний раз, когда я видела маму.
Темно.
Я погружаюсь в светящееся подземное озеро. Моя рука зажата в широкой ладони мужчины с темно-серыми глазами. Вода нежно обнимает нас и погрузиться в нее вместе это все, чего я хочу. Поворачиваюсь к своему мужчине. Не могу разглядеть черт. Только черный силуэт, который склоняется надо мной, как и десятки раз до этого. Но я больше не боюсь. Целую мужчину в ответ, прижимаюсь к нему все крепче.
Я больше не тону в озере, я тону в НЕМ.
Я больше не захлебываюсь водой, я захлебываюсь ИМ.
Темно.
— А что, если сейчас я просто сниму с нее кольцо и больше никогда о тебе не услышу? — куратор говорит тихо, явно боясь меня потревожить.
— А что, если, как только ты протянешь к Мари руку, я ее тебе отрублю? — так же тихо поясняет Аран.
Притворяться спящей у меня не получается. Воспоминания о событиях последних суток, словно стая голодных псов, набрасываются на меня, разрывая на части. Мне не хватает дыхания, как будто бы на грудь положили огромный камень, и я судорожно хватаю воздух.
