— Как ты? — мягкая рука Арана скользит по моему лбу, касается щеки.
— В порядке, — лгу я.
Едва хватает сил, чтобы открыть глаза. Как кружится голова. Вижу полог моей кровати, значит, меня уже успели доставить домой.
— Долго я спала? — приподнимаюсь на локтях.
— Несколько часов, — отвечает Хаган. — Сейчас около полуночи.
Он стоит у окна, скрестив руки на груди, и философски вглядывается вдаль.
— Она в порядке, — замечает Аран, обращаясь к полковнику. — Думаю, ты можешь идти. Все равно Мари еще стоит набраться сил.
Тот измеряет призрака неприязненным взглядом, но все же сдается. Ирэ медленно подходит, ласково касается моей щеки. Я благодарно улыбаюсь ему. Таким же неспешным шагом он покидает мою комнату.
Несколько минут мы с воином молчим. Несмотря на то, что Аран давно уже стал для меня самым близким человеком, сейчас меня тяготит даже его присутствие. Мне просто необходимо пережить и осмыслить все лично, без Арана, куратора или кого бы то ни было еще.
— Мари, я…
— Аран, я хочу побыть одна.
Мы заговорили одновременно, но, услышав мои слова, призрак обрывает свою речь.
— Хорошо, — после долгого молчания соглашается он. — Ты всегда можешь повернуть кольцо.
— Нет, ты не понял, — я отвожу взгляд, почему-то чувствуя себя виноватой перед ним за такую свою просьбу. — Я хочу на время снять кольцо.
— Нет.
— Пожалуйста, — прошу я. — Всего лишь до утра.
— Нет, это не безопасно, — мой призрак непреклонен.
— Аран! Тибо и Алиша мертвы, Лео тоже, — на последнем имени запинаюсь, но я справляюсь с собой и продолжаю. — Угрозы в Крепости для меня больше нет.
— Это не факт.
— Я прошу тебя, — сев на кровати, я обхватываю руками его лицо, заставляя посмотреть мне в глаза. — Ты же понимаешь, что я все равно сниму кольцо. Я говорю с тобой об этом только потому, что очень дорожу тобой. Давай не будем спорить, я и вправду не имею на это ни сил, ни желания.
— Если с тобой что-то случится…
— Ничего не случится, — заверяю я. — Мне просто нужно немного… своего. Понимаешь?
Он сомневается, но не может меня не отпустить. Он тоже очень мной дорожит.
— Хорошо. Но только до утра.
— До утра, — обещаю я.
Я наклоняюсь к нему, благодарно касаюсь своими губами его губ. Мой воин приоткрывает рот, желая ответить на мой поцелуй, протягивает ко мне руки и исчезает.
Кольцо лежит передо мной на кровати.
— До утра, — повторяю я, поднимаясь.
У меня мало времени.
24
Во всем, что происходит, слишком много нестыковок. Если отец хочет меня убить, то зачем делать это в Крепости? И зачем так изощренно? Можно ведь просто подсыпать мне яд… Я замерла. Первое покушение было именно с помощью яда. Ладно, тут, может быть, все складывается. Но зачем присылать Хагана? Ведь это именно он дал мне противоядие от Черной Пантеры. В том, что мастера Ирэ прислал именно родитель, я не сомневаюсь. У кого еще столько власти, чтобы отправить легендарного полковника пусть в элитную, но все же школу. На фронте он может принести гораздо больше пользы. Если только… Он не стал неудобен там. Но ведь получается так, что и здесь он мешал планам отца. Но еще более странным выглядит другое обстоятельство: зачем отец подарил мне Арана, если собирался меня убить?
Письмо точно написано рукой родителя, в этом я уверена. А если нет? Что, если Арана прислал кто-то другой?
Не раздумывая более ни минуты, я бросаюсь на поиски того самого письма. Я перекладываю все бумажки в комнате, выдвигаю все ящики, даже отодвигаю стол в надежде, что обнаружу там завалившееся послание, но нет. Письма, которое прилагалось к заветной коробочке, нигде нет.
Я размышляю недолго. Единственное место, где может быть необходимый сейчас клочок бумаги, — это моя прежняя комната. Но в ней должны были сделать ремонт, и вряд ли письмо могло там уцелеть. Однако проверить я должна. В конце концов, это моя единственная надежда развеять сомнения хотя бы по этому поводу.
Наскоро причесавшись, я направляюсь к двери. Открыв ее, с досадой вспоминаю, что в такое время в коридоре уже не горит свет. Брать керосиновую лампу не собираюсь. Ее свет может привлечь ко мне ненужное внимание таких же полуночников, как и я. Поэтому я, затворив за собой дверь, шагаю в темноту и полностью отдаюсь мраку. Страха нет. Все произошедшее со мной словно заморозило мою душу, притупило чувства, и я иду на мерцающий вдалеке тусклый свет без опасения.
Я прохожу больше половины пути, прежде чем на меня нападают. Хотя… нападением я бы это назвала несколько месяца назад. Сейчас же, после тренировок с Араном, я могу отличить нападение от чего-то другого. Меня дергают в сторону, вырывая из полоски света, прижимают к стене, предусмотрительно положив мне под затылок руку, чтобы я не ударилась. Вторая рука нежно, но сильно обнимает меня за талию, прижимая к твердому, как сталь, мужскому телу. Желтые звериные глаза блестят в темноте, не давая мне усомниться в личности «нападающего».
Губы Аэрта покрывают поцелуями мое лицо, скулы, шею, а я, не отвечая на его порыв, стою и просто жду, пока пройдет его помутнение. Почему-то перед Ивесом у меня нет страха, как перед Тибордом, но и былой дрожи от его прикосновений тоже почему-то нет.
— Прости меня, — шепчет он между поцелуями. — Прости меня, я идиот, прости меня.
Я не понимаю, за что он извиняется. Он спас меня всего сутки назад, хотя кажется, что это было в прошлой жизни. Всего сутки назад все мое тело горело от желания даже при малейшем движении его рук и губ, а теперь…
— Аэрт, чего ты хочешь? — не желая больше терять драгоценное время, спрашиваю я. — Тебе не за что извиняться. Все нормально, правда.
Он замирает, тяжело дыша.
— А если я скажу, что ты мне нравишься? — его губы прокладывают дорожку от моей шеи, к уху, чтобы обжечь шепотом.
— Отлично, — киваю я. — Ты мне тоже, но давай поговорим об этом завтра?
Я легонько его отталкиваю, и Аэрт не удерживает меня.
— Что-то случилось? — спрашивает он, догнав меня через пару шагов.
Усмехаюсь. Ну и что ему на это ответить?
— Да так, всего понемногу.
Ивес некоторое время молча идет рядом. Не прогоняю его. Не потому что хочу его общества, а потому что мне все равно. Мы выходим на лестницу и направляемся вниз, чтобы свернуть к жилым помещениям. Я понимаю, что он вряд ли оставит меня в покое и радуюсь тому, что он не задает неудобных вопросов.
Правда, радуюсь я недолго.
— Алиша погибла, знаешь? — без должной горечи по поводу утраты подруги спрашивает он, когда мы выходим на нужную лестницу.
