– Это да, но… волнуюсь я. Волнуюсь…
В кухне повисло молчание, с минуту тишину нарушало лишь постукивание ножа о доску – Мария Дмитриевна резала зелень.
– А ты чего суп-то на ночь глядя затеяла? – Федор Иванович решил разрядить обстановку невинным вопросом. И тут же мелькнула неприятная мысль: а может, супчик для друга сердешного готовится (чтоб ему пусто было, индюку этому!)?
С ответом Мария Дмитриевна торопиться не стала. Отправив зелень в кастрюлю, сполоснув доску и промокнув руки полотенцем, она коротко произнесла:
– Завтра некогда будет, – выключила конфорку и добавила: – Пойдем в комнату, мне еще поработать нужно.
В комнате Федор Дмитриевич занял место в кресле около шкафа и, мечтая о куреве, волнуясь до дрожи в коленках, принялся барабанить пальцами по деревянному подлокотнику.
– Хм, я это… спросить хотел…
Мария Дмитриевна выдвинула ящик комода и достала большую плоскую коробку, из которой торчали прозрачные макушки узких пакетиков, и задумчиво пробормотала: «Какие же пуговицы выбрать?..» Улыбка, тронувшая ее губы, была легкой и быстрой, гость ее заметить никак не мог.
– Извини, не расслышала, что ты сказал? – спокойным и ровным голосом спросила Мария Дмитриевна.
– Спросить хотел… – совсем смутился Федор Иванович. – Как поживаешь, Машенька… Маша?
– Хорошо, заказов сейчас много, кручусь потихоньку.
– А… хм, и я кручусь… – Разговор на тему работы приободрил Федора Ивановича. – Гладиолусы по-прежнему выращиваю, приторговываю помаленьку… «Волшебный Фонарь», «Поющие Фонтаны», «Свет Далекой Звезды»… ну, ты помнишь эти сорта… наверное… и, конечно, «Люби Меня! Люби!»… Твоим любимым сортом в прошлом году три полосы занял… тоже мне… нравится. А может, мне еще тебе принести… гладиолусы? Я в область быстро смотаюсь – туда и обратно.
– Ты что?! – ахнула Маша. – Ради меня в такую даль…
– А я ради тебя на что угодно готов! – Федор Иванович подскочил, понял, что выдал свои тайные чувства, медленно вернулся в кресло и виновато опустил голову. – Я обязательно съезжу и привезу, – тихо выдохнул он, поднимая глаза. Не сердится ли? Не смеется?
Мария Дмитриевна не смеялась и не сердилась. Она неподвижно стояла около комода и с грустью смотрела на своего бывшего мужа. Ей не нравилось делать вид, будто она не понимает, что происходит, – какое уж тут удовольствие, но… но…
Про недавнюю активность Федора Ивановича соседки ей все уши прожужжали (и ничего-то с ними, балаболками, не сделаешь!). И вопросы он задает, и допытывается, и краснеет, и пыхтит, и сердится. А у окна она его и сама сто раз видела – стоит с биноклем… как капитан на мостике.
– Спасибо, – Мария Дмитриевна вынула несколько пакетиков из коробки, подошла к шкафу, сняла вешалку с платьем и, устроившись на углу дивана, высыпала пуговицы на юбку.
Федор Иванович встал с кресла и сел на другой угол дивана.
– А вот… гости к тебе часто приходят? – чуть осмелев, «невинно» поинтересовался он.
– Бывают, конечно, я гостям всегда рада.
– А кто?
– Иришка с первого этажа, Катерина Васильевна, а на прошлой неделе бывшая одноклассница из Волгограда приезжала, мы с ней всю ночь проболтали.
Нет, никакие одноклассницы и соседки Федора Ивановича не интересовали. Как насчет вдовца? Бывшего военного пятидесяти пяти лет?! Завхоза спортивного комплекса!
– Хм, а… мужчины?
Сдержать улыбку Марии Дмитриевне не удалось.
– И мужчины тоже заходят.
– Я так и думал, – Федор Дмитриевич вскочил и заметался по комнате, усмирять и дальше клокочущие эмоции он просто уже не мог. – Ты самая лучшая, а я… а они… а он… Нет мне прощения, я знаю… но ты помни, всегда помни, я… я… жизнь за тебя готов отдать! Да! И это не пустые слова! – Он остановился и разрубил воздух рукой. – Готов! Каждую секунду готов! Я же… – он свел густые брови на переносице, – я же… оно самое…
Наблюдать эту сцену Марии Дмитриевне было тяжело и даже больно. Ее же Федор – родной. Обидел? Да, обидел, но все равно родной. А прощать она его не собиралась. Никогда. Но… в жизни так много «но»…
Она и суп-то затеяла, только чтобы отвлечься, успокоиться, чтобы быть при деле, когда он вернется, а сердце подсказывало – обязательно вернется.
– Сядь, Федя.
– Я тебя всей душой… люблю. Ты прости меня… пожалуйста.
Федор Дмитриевич сел и плотно сжал губы. В глазах защипало. Схватив гладкую черную пуговицу, он добавил ее в кучку таких же. Мария Дмитриевна взяла перламутровую серую и положила ее в другую кучку. Он взял еще одну пуговицу и вновь положил к таким же, она опять взяла серую и задержала движение… он коснулся ее руки и сжал пальцы. Пуговица выкатилась и беззвучно упала на пол.
– Я тебя всей душой… прости…
– Я знаю… Федя.
Глава 18
Вальсируют все!
Торжественное шествие дебютантов могло заворожить кого угодно. Разговоры стихли, бокалы с минеральной водой вернулись на белоснежные скатерти, движение за столиками практически прекратилось. Все взгляды были нацелены в зону танцев.
Пары двигались медленно, плавно. Девушки держали в правой руке маленькие букетики в осенних желто-красных тонах и сдержанно улыбались, мужчины, вытянувшись в струну, старательно демонстрировали достоинство и невозмутимость, хотя удавалось это не всем.
– Мне кажется, перед выходом их надо обязательно щекотать, – пошутил Белозерцев, за что схлопотал укоризненный взгляд пышной дамы, сидящей за соседним столиком.
– Красиво, – прокомментировала Марина.
– Ага, – восхищенно согласилась Сашенька.
– Надеюсь, наши парни трудятся вовсю и пролета с фотографиями не будет. – Андрей Юрьевич вытянул шею и попытался отыскать Денюхина с фотографом, но пары уже разошлись в стороны, из-за чего хорошенько разглядеть зал не получилось.
– Не волнуйтесь, до начала застолья они уж точно не расслабятся, – успокоила Марина.
В животе у Сашеньки булькнуло – первый раз за день она почувствовала голод. И почему у Марии Дмитриевны она съела только один пирожок? Надо было слопать два или три. Но стоило воздуху пропитаться звуками вальса, как проснувшийся аппетит тут же пошел на спад. Белые облака платьев и яркие пятнышки цветов на миг замерли, а потом полетели, синхронно кружась и раскачиваясь. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Сашенька смотрела на танцующие пары, практически не моргая, и до ужаса боялась, что кто-нибудь споткнется и шмякнется на блестящий пол – такой детский страх – вдруг сказка закончится. Но не зря дебютанты несколько месяцев разучивали простые и сложные па – никто не упал и никто даже не споткнулся.
Затем, согласно программе, выступил с короткой речью представитель мэрии, затем приглашенные смогли насладиться голосом оперной певицы Леоноры Тиро, затем надрывно прозвучала скрипка Страдивари, а уж потом в зал вернулись пары дебютантов и еще раз продемонстрировали идеальный вальс.
