– Может, это и случится, – мечтательно вскинула взор Светлана. – Наверное, тогда весь мир перевернётся, и все станут счастливы.
– До этого надо ещё дожить! – напомнила Гили. – А пока не опускаем нос. Может, Мира станет лучше всякой древней княгини? Вы не думали?
А может, Мира и есть великая княжна? В каком-то смысле если я сейчас выйду замуж за волхва, то возрожу древний род. Пускай об этом никто не будет знать, но всё вернётся на круги своя.
О, Матушка… О какой свободе ты говорила тогда, если мои зверы нуждаются во мне?
Постойте… Она ведь сказала о каком-то Фениксе… Что-то удивительно знакомое!
– Светлана, слушай, а кто такие фениксы, не напомнишь?
– Чего это ты об этом спрашиваешь? – удивилась та.
– Да вот в голову пришло вдруг. Недавно увидела в книге и никак не могу вспомнить… – соврала я, и, видимо, достаточно убедительно, ведь Светлана тут же ответила:
– А-а-а… Это как жар-птицы. Только из-за моря.
– То есть они горят огнём и могут возрождаться из пепла? – переспросила я.
– А что ж ещё?! – воскликнула Гили. – Мира, какая-то ты сегодня совсем рассеянная. Точно ничего не случилось?
Я прикусила язык. Гили – она слишком хорошо видела других. А меня читала как раскрытую книгу…
Вдруг послышался стук. Слава Матушке!.. Из проёма показались белые уши, а за ними – голова волхва.
– Сударыня, пора!
Я замерла. Время пришло.
* * *
Солнце зашло за тучу. Стало холоднеть, плечи осунулись, потускнели краски наряда.
На лицах – улыбки. Мама плачет навзрыд на папином плече. Ала нежно обнимается с мужем, а Светлана – с женихом. Жители Звёздграда собрались все – как цветы, наполняя красками и жизнью истоптанный холм.
А на нём – дуб. Высокий, до самых Матушкиных чертогов. Матушка смотрит свысока, смотрит и, возможно, радуется. А может, горюет… Чего она хочет от нас, простых смертных? Её волю не угадаешь. Может, её разуменье всё же гораздо глубже, чем я могу судить?
Если она хочет, я буду страдать, если хочет народ – буду привыкать. Я буду сильной. Нет толку от свободы, если она делает других несчастными. Плен одного – малая цена за мир во всём мире.
Я взяла под руку волхва, и он повёл меня к дубу. Незнакомые лица. Такие белые, такие каменные. Ни улыбки, ни даже подобия радости. Их глаза холодны, а уста немы. Они вверили свою жизнь служению. И теперь я, выйдя за одного из них замуж, должна стать такой же.
Холодной. Каменной. Немой.
Наконец мы взошли наверх. Я обернулась. Я старалась не смотреть на это лицо до последнего, но теперь не могу. Придётся.
Вячеслав. Он отличается от волхвов. Он вовсе не безразличен. Он полнится чувствами.
Из-под венца я пыталась взглянуть на него: на его мрачный взор, на его сомкнутые губы и на ровные белые брови. Он не мог никого обмануть.
Он становится великим князем, он невероятно горд собой. Горд, что у него есть я. Его царская шапка – сосредоточение власти. Теперь он и есть власть. И ведь он даже не представляет, насколько он прав.
Не хочется прикасаться к его руке. Хочется оттолкнуть. Убежать. Но нет. Я протянула пальцы, убеждая себя не дрожать. Своей волей завязнуть в грязи, во мраке. Рано или поздно мой кошмар должен был кончиться – кончиться моей гибелью.
С прикосновением естество протянулось, как тонкая нить, готовая вот-вот лопнуть. Вячеслав повёл меня обходить дуб. Шаг за шагом, шаг за…
Мы дойдём, нас обвенчают, и всё закончится.
Нет… Это не закончится, я не перетерплю. Я не привыкну никогда, я буду мучиться вечно. Я буду мучиться и умру – только тогда я обрету свободу.
Нет свободы, Матушка, ты обманщица, нет никакой свободы…
Мы обошли. Ступили последний шаг. Перед нами волхв. Верховный. Отец Вячеслава.
Его глубокий голос медленно вытянул меня из пучины горьких мыслей.
– Пути Матушки-Природы неисповедимы, и никогда мы не знали, что наступит этот день, когда Медведи навсегда объединятся в одну славную семью – могучий род великих князей, – по-звериному пророкотал он, обращаясь взором к гостям. – Великий и святой духи объединятся в одном благословенном правителе – ребёнке, что породят эти славные зверолюди. И сегодня тот долгожданный день, когда этот звер, которого я горд называть своим сыном, и эта зверица станут едины под всевидящим взором Матушки.
Так ты видела мою свободу, Матушка? У меня ведь даже не было возможности сделать что-то иначе.
Ко мне никто не пришёл: ни спаситель, ни злодей. Ни богатырь, ни чудовище. Ни бес, ни Феникс.
Я одна. Совсем, совсем одна.
Волхв начал молитву на чудесном языке. Он сложил наши с Вячеславом руки – мою точно под его – и завязал красной лентой.
Прикосновение обжигало. Я закрыла глаза, стараясь не думать. Я отрину мысли. Отрину страдания. Я буду жить совсем пустой и, может быть, тогда сослужу своему народу хоть какую-то службу…
Вдруг – свист. Треск. Уши встрепенулись сами собой. Что это? Я одна это слышу?..
Молитва закончилась. Я открыла глаза. Вскинула их на Вячеслава. Он обернулся. Позже я заметила: обернулись все. Я повторила за ними.
Матушка… Что это?..
Тучи расступились, и показалось солнце. В голубых небесах, из светлых чертогов Матушки-Природы, несётся падающая звезда. Красная, как огонь, точка, оставляющая яркий свет.
Яркий свет крыльев. Не может быть!
Не думая, я разорвала руки. Выкинула ленту. Верховный волхв отстранился, за ним отстранился и удивлённый Вячеслав. Больше не быть ему моим женихом! Больше не быть!
Я всё-таки свободна!
Мои ноги вдруг возобладали невероятной силой – силой настоящих Медведей. Грудь вдохнула свежего колючего воздуха ранней весны. Дуб шелохнулся от моего прыжка.
Я раздвигала толпу, прокладывала себе путь. Все расступались, все были ошарашены, но я наконец-то знаю, что мне делать! Наконец-то я поняла!
Я бежала, как до того никогда не бежала. Вырвавшись, я устремилась туда, вдаль, за точкой. А она приближалась – приближалась и очерчивалась, представала передо мной, прекрасная и чудесная.
Она стала снижаться. Я близко! Как же легко дышалось. Как же пышно расцвели чувства в груди! Как заколотилось сердце, и голова совсем не кружится!..
Точка приземлилась. Жар-птица закрылась крыльями, готовая показаться мне. Я остановилась в нескольких шагах – рассыпавшиеся искры покусывали моё лицо.
Крылья трепетали. Взметнулись, взмахнули и раскрылись.
Я вдохнула. Это не жар-птица. И не птица-феникс. Кто бы это ни был… он был прекрасен.
Высокий, как мой отец. Крепкий и большой – его руки наверняка способны объять многовековой дуб. Яркий и великолепный, он одет так причудливо, словно появился из сказки. С развевающимися кудрявыми волосами цвета спелого каштана, без звериных ушей и со слегка смуглой кожей. И с лицом как у древнего княжича. Мягким и добрым.
