– Мира… Я всё хотел сказать… – пробормотал он.
Пока он говорил, я не удержалась и улыбнулась. Скользнула руками по его шее и обняла, чувствуя почти детскую мягкость его кожи. Такой горячей, что не верилось. Будто внутри и впрямь бушует пожар. А снаружи лишь щёки приобрели нежный румянец.
– Что… Что ты хотел сказать, Феникс? – пролепетала я, осматривая его лицо.
Неловко опущенный яркий взгляд, искрящийся огнём. Поджатые от смущения губы. Наливной румянец щёк.
Я наклонилась чуть ближе. Меня тянуло чувство. И оно было непреодолимым. Таким нежным, таким добрым… Таким родным.
– Мира, я… – он поднял на меня взгляд и замолчал, сонно щуря глаза, словно в дурмане.
– Феникс… – прошептала в ответ я, наклоняясь.
Всё ближе… Всё жарче… Всё горит… Почти коснулась… Сердце сейчас сойдёт с ума!
Но вдруг на нос упала… снежинка? Я удивлённо отпрянула. Феникс, кажется, почувствовал это и вновь открыл глаза, чтобы взглянуть на меня.
– Что это?.. – пролепетала я.
– Не может быть… – произнёс Феникс, отворачиваясь. Я проследила за его взглядом и ахнула.
На нас двигалась пурга. Нет, не просто пурга.
Живая снежная буря.
6. Буря
Не представляю, каково сейчас жителям Та-Ааи. Они вряд ли видели снег хотя бы раз в своей жизни. Теперь же за окнами их домов – невероятная пурга, какой даже я не переживала ни разу в жизни.
Неистовый ураган набирал скорость, снося каменные храмы, величественные статуи и пирамиды. Сами небеса померкли в стремительной буре. Темнота, свист и мороз – единственное, что оставалось там, за окнами, сквозь которые прорывались снежинки.
Благо наше убежище ещё стояло. Благодаря шаманкам: их нити плотно оплели толстые, высокие, поддерживаемые длинными колоннами стены дворца, не позволяя им развалиться. Однако я видела, как были напряжены их тела и как по ним стекал пот: ещё чуть-чуть – и они не выдержат.
Мы же все прятались и грелись, кто как мог. Разжигали костры, кутались в те остатки тканей, которые могли обнаружить. Фараон даже распорядился открыть двери в свою усыпальницу, откуда вынесли всё, что хоть как-то могло согреть ёжившихся и трясущихся от холода зверолюдей, а также редких змеелюдей, теряющих сознание от обморожения.
Нам же повезло: фараон вернул нам наши вещи, среди которых оказались шубы и даже моё свадебное платье. Уж не думала я, не гадала, что надену его вновь…
– Гили, ты куда? – прервал мои мысли Захария.
Словно завороженная, Гили тихонько зацокала к окнам.
Стояла такая тишина, что многие обернулись в её сторону.
– Хей, Мира… Захария… Смотрите, – слегка кивнула вперёд она.
Я привстала из-за стола, где мы расположились. Стоило поднять голову, как я вновь оказалась будто бы зайчонком в яме: темно, страшно, холодно. А окно – точно огромный надзирающий глаз чудовища, готового просунуть жадную лапу в следующий же миг.
– Что такое? – подошла я к Гили, укрывая шею варежкой: платок я отдала одному из малышей-зверолюдов.
– Смотри… – тихо сказала она, показывая пальцем за окно.
Навострив уши, я пригляделась. Сперва я совсем не поняла, чего от меня хотела Гили, но потом… В пронзительном свисте слышался потусторонний шёпот. Снежинки гладили щёки, словно руки. Льдинки складывались в голубые, злобно сощуренные глаза.
Лица. Эта буря и впрямь живая. Я обомлела и ахнула, схватившись за рот.
– Я не понимаю, что вы там увидели, – пытался вглядеться Захария.
– Это не просто буря. Это нимфы, – пояснила я, после чего тот округлил глаза.
– Быть не может… Нимфы льда и холода – и здесь?! – воскликнул он вполголоса.
Похоже, зверолюди нас не очень понимали, но слышали наши взволнованные голоса. Между ними начали ходить шепотки, и я прикусила язык.
– Одному Фениксу с ними не справиться! – продолжал Захария. – Вот дурак… Он наверняка понял, что за ним пришли!
– За ним? Почему?.. – в недоумении пролепетала я.
– Нимфы прокляли мир, – пояснил Захария, и я замерла. – Они не хотят, чтобы смертные вновь управляли им. Феникс – тот, кому дана сила всё исправить.
Я оцепенела. Холод теперь не только касался моей кожи, но и проникал в душу. Сама природа… Сам мир против того, чтобы мы его спасали. Неужели Матушка хочет, чтобы мы через всё это прошли? Это ведь невозможно… Или?..
– Мы должны ему помочь! – воскликнула я, чтобы народ обратил на меня внимание. Моя задумка сработала: все, вплоть до фараона, обернулись на мой зов. – Чего мы все спрятались?! Надо прогнать этих супостатов с Та-Ааи!
– Ты, верно, не совсем понимаешь, в каком положении мы оказались, – недовольно заявил фараон Аменхотеп, вставая с престола. – Мы никогда в жизни не видели этих существ. У нас вряд ли есть средства, чтобы дать им отпор. Мы едва держим оборону…
– Тогда вы обрекаете себя на гибель! – продолжила я, топая ногой. – Феникс не справится один. Если его… не станет, то не станет всех, кто здесь сидит!
Зашептались. Заговорили. Завосклицали. Похоже, большинство на моей стороне.
– Кое в чём отец прав, Мира, – заметил Имхотеп, вставая рядом со старшим фараоном. – Мы не знаем, как с ними сражаться. Мы искры по сравнению с пожаром Феникса.
– Тогда кое в чём не правы вы. Любой пожар начинается с искры.
Решительно сказав это, я замерла, сжимая кулаки. Они глядели, не веря мне. Но я, кажется, знаю, как доказать им.
Я сорвала с головы венчик. Мамин подарок… Сжала его в руке, прощаясь с ним: «Ты сослужишь мне добрую службу…» Окунув его в одну из жаровен, я направилась к окну.
– Мира, ты что делаешь?! Так нельзя! – оказалась рядом со мной Гили.
– Просто повторяй за мной, – отрезала я и, сквозь волшебство шаманок, просунула руку с горящим венчиком.
Вой. Эхом, он наполнил весь дворец. Зверолюди и змеелюди содрогнулись. Однако тут же округлили глаза, когда поняли: от огня духи холода отпрянули, как от самой страшной напасти.
И венчик быстро исчез, став лишь пеплом.
– Что?.. Духов можно заставить отступить? – вдруг пролепетала Рунпи.
Я же удивлённо уставилась на неё:
– Вы никогда не пытались?
– Это… против желаний Итн. Духи всегда стояли выше всех нас, – проговорила жена фараона. За ней закивали и шаманки. – Они намного сильнее, и противостоять им невозможно.
– Сейчас выбор таков: жизнь или смерть. – Я старалась говорить уверенно, хотя чувствовала, что голос вот-вот сорвётся. Но мысль о Фениксе, летающем где-то там без сил, заставляла меня сохранять настрой. – Я не готова отдавать свою жизнь, когда есть возможность за неё побороться.
