– Простой воды, спасибо.
Сажусь на неудобный стул, скрещиваю руки в замок. Обстановка какая-то неправильная, будто мы сами не понимаем, что творим. Мы же не умеем разговаривать нормально, не можем шутить друг с другом или делиться новостями. О чем мне ему рассказать? Что спросить?
Почему я была уверена, что встреча чем-то поможет? Не стоило даже ехать сюда, только потратила время и выставила себя посмешищем.
Соберись, тряпка!
– Ну что, как тебе известие о беременности моей мамы?
– Внезапно, – пожимает плечами Артем, даже не повернувшись в мою сторону. – А тебе?
– Я не ожидала такого развития событий. Но, наверное, это к лучшему? Многое проясняет, да?
– Да. Теперь между нами точно ничего не будет.
– Угу.
– Жаль.
Слово слетает обыденно. Такое ощущение, что Артем обсуждает плохую погоду, а не то, что разлучило нас, развело по разные стороны баррикад.
– Хорошо, что всё прояснилось, – пытаюсь быть оптимистичной. – Непонятно, куда бы завели нас эти отношения.
– Никуда бы они не завели, – он поворачивается ко мне с кривой ухмылкой. – Ты сама знаешь, мы бы натворили всякой ерунды, и всё.
Я поднимаюсь, чтобы взять кружку, а он подает мне её как-то неловко, точно боится ненароком коснуться моей ладони. Не успеваю схватить, и она рушится на кафельный пол. Взрыв осколков, и вода растекается во все стороны, попадает мне на носки. А мы стоим друг напротив друга и не можем сделать ни шагу назад.
Прошло так мало времени с момента последней встречи, а кажется – годы. Я совсем позабыла черты его лица. Остроту скул и чуть изогнутые брови. Глаза, что выжигают во мне дыры. Темный, пленяющий взгляд.
Его ладони ложатся на мою талию. Вроде бы целомудренно, но затем он сжимает меня сильнее, и я внезапно теряю опору под ногами. Не целует, не трогает. Просто держит так крепко, так долгожданно.
– Осторожно, не поранься.
Несвоевременное замечание. Уже поранилась. Об острый взгляд, о тонкие губы.
Всё, поздно метаться.
Пружина разжата, предохранитель сорван.
Меня бесит его футболка, и остро хочется ощутить под пальцами жар мужского тела. Дергаю вверх, и Артем снимает её одним движением. Вижу свежий, едва заживший шрам, касаюсь его нерешительно. Но Артем фыркает и перехватывает мою руку, переплетает наши пальцы. Поднимает меня на руки и усаживает на стол.
– Тут везде осколки, – словно оправдывается.
Моё платье становится слишком тесным, и я стаскиваю его дрожащими руками, путаясь в рукавах. Плевать на всё. Артем помогает мне, руки его дотрагиваются до моего живота, проводят по ноющей груди, вызывая во мне мурашки. Его пальцы скользят по ногам (хвала небеса, побритым!), от внутренней стороны коленок и выше… ещё выше… по бедрам, по разгоряченной коже, к линии трусиков.
Я вздрагиваю. Щекотно и горячо.
– Прекратим? – по-своему трактует жест Артем.
– Заткнись и поцелуй меня! – требую я, прильнув к нему как дикая кошка.
А затем теплые губы накрывают мои, вырывая слабый стон удовольствия. Одновременно с этим чуткие пальцы отодвигают последнюю преграду. Ту тонкую ниточку белья, которая разделяла меня и Артема.
Мы будем прокляты, но мне это нравится.
***
Она умеет выбивать из колеи. Внезапным приездом. Легким платьем, что оголяет непозволительно многое. Невинностью и взглядом из-под пушистых ресниц. Своими разбитыми кедами и тонкими, гладкими ногами.
Когда Артем увидел её в экране домофона, то мысленно выругался. Долго и витиевато. Находиться с ней на одной территории чревато, но выбора нет. Не гнать же эту невыносимую занозу на ночь глядя.
А потом она заговорила, и на покрасневших щеках заиграли ямочки. Улыбнулась так обезоруживающе, что невозможно было не среагировать.
Её запах. Её ладная фигурка на кухне. Её голос, что струится волнами, что окутывает как морок, что пленит и манит за собой.
Артем не успел сориентироваться. Не собрал себя воедино, когда Софья оказалась рядом с ним. Одно неверное движение, и запах сирени и персиков ворвался в ноздри. Сознание помутилось. Реальность, в которой им нет места, перестала существовать.
А дальше всё как в забытье. Её маленькая, аккуратная грудь под его пальцами. Коготки, царапающие кожу его спины, напоминающие, что он живой. Он дышит. Он хочет эту девчонку так, как ни хотел никого.
Она сладко стонет в его руках и сама насаживается на пальцы. Такая мокрая, горячая. Нужно быть осторожным. Она невинна. Её нельзя ранить. Нельзя причинить ей боль.
Остановись, придурок.
Ты обидишь её, разрушишь, испортишь.
Но большой палец массирует клитор, и Софья закусывает губу, запрокидывает голову назад. В её глазах – сияющие искры. Невозможно остановиться, когда видишь такой жаркий, искренний отклик.
Она несмело расстегивает ширинку на его джинсах, стягивает их, елозя возле его паха своими бедрами. Обхватывает член сквозь ткань боксеров.
Артем не может сдержать выдох, что рвется сквозь стиснутые зубы. Это всё какое-то помешательство, абсолютно ненормальное. Правильно он сравнивал Софью с наркотиками. Она так же врывается под кожу, растекается, овивает, лишает способности соображать.
– Я хочу тебя… – шепчет Софья, густо краснея. – Прямо сейчас…
Он тоже её хочет. Безумно. Дико. Так сильно хочет, что не может соображать, не способен контролировать себя, сдерживать.
Губы Артема ложатся на её темный, набухший сосок, язык обводит аореолу, и зубы чуть прихватывают чувствительную плоть.
Движения становятся быстрее, и вскоре девушка вздрагивает всем телом под его пальцами.
Пора.
Артем убирает пальцы, не переставая поглаживать её внизу, проталкивается внутрь членом. Горячо и туго. Невозможная смесь. Тонкая кружевная ткань белья чуть сдвинута, и трение о нее только усиливает ощущения. Артем двигается осторожно, позволяя привыкнуть к себе, вначале неглубоко, но затем он наращивает амплитуду. Под её всхлипы, в которых боль перемешена с наслаждением. Под сбитое дыхание. Большой палец продолжает оглаживать чувственную горошину, не позволяя ей сконцентрироваться на мыслях о боли.
Софья приближается ко второму оргазму. Он чувствует, как напрягается её тело, и стоны становятся всё глуше.
– Тёма… – произносит она тихо и хочет добавить что-то ещё, но слов уже не хватает.
Её щеки красны и волосы встрепаны. Она в момент обмякает под ним, и приходится придержать одной рукой её за талию, чтобы не рухнула.
Артем изливается ей на грудь и только тогда приходит в себя. Осознает со всей ясностью, что они только что натворили.
