Внезапно я понимаю, какую ошибку совершила, растрепав воспоминания Артема. Выпотрошила его одним вопросом. Заставила пережить самое ужасное, вернуться в дни материнской болезни, вновь ощутить холод приближающейся смерти.
Какое же я чудовище, раз не смогла утихомирить своё любопытство.
– Если ты не хочешь… – касаюсь его щеки дрожащими пальцами.
– Да перестань ты! – внезапно огрызается он, но продолжает спокойнее: – В этом нет ничего запрещенного. Просто я не привык делиться… с кем-то. Спрашивай. Я отвечу.
– Как отец отреагировал, когда… когда её не стало?
– Хреново. Ему сорвало крышу. Сначала заливался алкоголем, но потом вроде бы просох. Зато начал водить непонятных девиц. Наверное, где-то в глубине души я искал от него поддержки. Думал, что мы переживем трагедию вместе. Беда объединяет и всё такое. Нихрена. Отец прекрасно справлялся самостоятельно. Он перетрахал весь город, а когда я предъявил ему недовольство, добрый папочка ответил: «Не завидуй». До сих пор помню эту фразу. Как можно завидовать тому, что он пихал свой член во всё, что движется?
М-да, не ожидала такого от Дениса Владимировича. Я, конечно, слышала от Артема, что у него не было отказа в девушках (причем моего возраста), но чтоб так. Хотя, наверное, каждый переживает боль по-своему. Кто-то упивается случайными связями, а кто-то…
Хм…
– А что случилось с тобой?
– Мы с другом решили покорять столицу. Два амбициозных парня, у которых дома проблемы – типичные искатели приключений на свою задницу. Мои ты сама понимаешь, а у Толика мать бухала по-черному, а отчим любил махать кулаками. Он тупо сбежал от них. Я от отцовских денег отказался, поэтому жили мы где и как придется. У кого-то кантовались, с кем-то знакомились на пьянках. Помню притоны, некоторые были не так плохи. А главное – никто не задавал лишних вопросов. Я догадываюсь, о чем ты спросишь дальше. Да, я начал употреблять.
Бум. Как удар, как раскат грома, как иголка под самое сердце. С такой легкостью невозможно говорить о запрещенных веществах, но у Артема получается. Его голос даже не вздрагивает, когда он упоминает прошлое.
– У меня не было зависимости в прямом понимании этого слова, – Артем нащупывает рукой валяющуюся на прикроватном столике пачку сигарет. – Проблема в том, что я хотел стать зависимым. Когда ты под кайфом, тебя не волнуют проблемы. Нет ничего лишнего. Очень удобно, если честно.
– Ты уверен, что можно курить в номере?
– Пусть запретят, – он ухмыляется и глубоко затягивается. – Что дальше? Раз уж мы копаемся в моих внутренностях, давай до конца. Ах да, я ещё и продавал. Добровольно, никто меня не заставлял распространять или нюхать. Разве тебе не хочется назвать меня мудаком или тварью? Может, не поздно сбежать?
– Продолжай. – Ладонь опускаю ему на живот. – Тебе не хватало денег, да?
– Это тоже. Ну а что такого? Жить на что-то надо. Среди моих знакомых из элитной школы осталось много богатеньких придурков, готовых платить за свежую дозу. Я никого не принуждал, не заставлял малолеток или девчонок. Ну да ладно. Это в прошлом. Я уже много лет не продаю и не употребляю. Только отцу этого не докажешь. Наверное, проблема в том, что я ни о чем не жалею. Если бы блудный сын бросился к нему в ноги с раскаянием, он бы опустился до меня, нашел бы в себе благородство на прощение. А мне плевать.
Его смех тяжелый, грубый. Он выкашливает с ним застарелые раны, обнажает голые мышцы.
– Что заставило тебя бросить?..
Меня начинает завораживать наш разговор. Своеобразное интервью, где я лишь задаю наводящие вопросы. Это не диалог в прямом понимании, но мне не нужно отвечать – Артем и так знает, что я впитываю каждое слово.
– Толик умер от передозировки, – выпускает в потолок клуб дыма, смотрит, пока тот не исчезает окончательно. – Да и я был близок к тому же. Очень вовремя обо мне впервые вспомнил отец. Всполошился и уложил меня в лечебницу. На тот момент я был даже благодарен ему, потому что сам начал понимать: хватит. Надо остановиться. А уже не мог. Тут-то и появилась зависимость. Короче говоря, я вышел и взялся за голову. Да и отец успокоился. В том плане, что он не перестал спать с молоденькими девчонками. Но хотя бы делал это не так часто. Постарел, что ли? – усмехается, но веселости в голосе нет ни грамма. – Ну а теперь у меня легальный бизнес, я всплыл со дна, но папочка до сих пор не верит, что я могу достичь чего-то самостоятельно.
Мы молчим. Вот и всё. Таинственная история, которую я так долго мечтала услышать, рассказана. Без подробностей, но мне они и не требуются.
Мне сложно обвинять в чем-то Артема. Не могу. Он не стал хуже после того, как оголил воспоминания. Наоборот, я почувствовала, как ему было больно и одиноко. Когда тебе нет двадцати, и твоя мать умирает, а отец уходит в себя – сложно не сломаться.
Не знаю, как отреагировала бы я сама…
Не представляю.
– Давай как-нибудь съездим к ней на кладбище? Ну, к твоей маме?
– Можно.
Не спорит, не противится.
– Слушай, у меня есть ещё вопрос. Наверное, последний. Если ты не хочешь, я не буду лезть.
– Да спрашивай уже.
– А те парни из клуба? Кто они?
«И почему они едва не пристрелили тебя, хотя ты и убеждаешь, будто в твоей жизни всё по правилам? Почему ты возвращался домой в окровавленной одежде?»
– Отголоски прошлого, с которым давно пора покончить. Я всячески движусь в этом направлении. Но старые знакомые порою бывают слишком назойливы. Не переживай, Софья, – касается моего плеча губами. – Что означает твоя татуировка?
Проводит пальцами по тонюсенькой надписи, выбитой на внутренней стороне предплечья.
– «Дружба – это один разум в трех телах». Это про нас с Иркой и Никой, – мне становится физически сложно продолжить.
Надо бы помириться с Никой, да только как? Не могу находиться с ней в ссоре, но и простить её не могу. Дикое, давящее чувство. Почему она променяла нашу дружбу на Игоря? Она же видела, как он ударил меня. Она слышала его недвусмысленные намеки, понимала реакцию его друзей.
Казалось бы, подруга-дура, наивная овца, самое время с ней распрощаться.
Почему тогда так больно?
– Понятно. Хорошо, когда есть настоящие друзья. Ложись спать, – он накрывает меня одеялом и добавляет чуть позже, когда я почти вырубаюсь, разморенная теплом и уютом: – Надеюсь, ты не пожалеешь о своем решении.
Не пожалею.
***
Всю ночь он курил и думал, думал и курил. Бесконечный водоворот сигаретного дыма и тяжелых мыслей. Вернулись воспоминания. Те болезненные осколки, которые давно исполосовали душу. Вновь начали болеть сухожилия, совсем как тогда, когда организм выпрашивал очередную дозу. Фантомная боль случается.
Он давно очистился, на много лет забыл о пагубных привычках (не считая мелких делишек с людьми из прошлого). А теперь как окунулся обратно в то болото, из которого добровольно не выкарабкаться.
