Очистил, называется, душу.
Оказалось, что вспоминать тяжело. Особенно – старых друзей.
Толик был неплохим парнем. Бедовым, но незлым. Он мечтал достичь чего-то значимого, вернуться и забрать мать с собой. Излечить её от алкоголизма. Толик звонил ей почти каждый вечер, а она либо не брала трубку, либо отвечала, веселая и пьяная, и отмахивалась от сына.
Артем вспомнил день, когда его не стало. Обычная, ничем не примечательная пятница. Почему-то это въелось в память намертво, как и погода, и время суток. За окном было безоблачно, тепло и сухо. В такие моменты просто не может случиться ничего дурного.
Но Толик умер. Он лежал на полу с такой довольной улыбкой на лице, словно наконец-то отпустил мирские тяжести. А Артем смотрел на него как придурок и не мог ничего сделать. Не понимал, где находится. Не знал, надо ли вызывать скорую.
Потом была клиника и отец, платящий врачам баснословные суммы, только бы они привели сына в чувство.
Кстати говоря, отец ни слова плохого не сказал тогда. Ни когда забирал сына из притона, ни когда навещал его в клинике (пусть и редко), ни когда привез его домой. Мог бы весь мозг выклевать, но он молчал.
Артем на недолгое время вернулся домой, но не смог существовать в тех стенах. Уехал опять, только теперь – с конкретной целью. Учиться, работать, вкладываться в своё будущее. Разорвал все старые контакты, а если видел на улице кого-то из прежних знакомых – даже не здоровался.
Не удалось распрощаться только с теми «друзьями», с кем они вместе вели дела.
Периодически приходилось возвращаться в родной город и потихоньку, шаг за шагом, разрывать прежние связи. Возможно, попроси Артем отца, тот бы помог разобраться. Но Артем не хотел впутывать его в свои проблемы.
Их отношения окончательно испортились. Да и не были они никогда теплыми. Их объединяла только бесконечная любовь женщины, которой не стало.
Софья сладко спала, уткнувшись носом ему в бок.
Глупая девочка. Вместо того, чтобы отвесить пощечину и послать к черту, она увязалась за ним, открылась, призналась в симпатии. Другая бы не потерпела унижения, а эта даже не разозлилась.
Зря он так поступил. Зря дал ей надежду на будущее. Зря поддался минутной слабости и увез с собой. Зря рассказал всё отцу.
Не человек, а сплошное «зря».
Глупая и необходимая девочка. Желанная. Одуряюще хорошая во всем. Умеющая слышать и слушать.
Он крепко влип, когда связался с ней.
Боль уходит, когда рядом она. Когда рыжие волосы разметаны по подушке, когда одеяло приоткрывает вид на незагорелое бедро.
«Ты нравишься мне», – сказала она так запросто, без жеманства и хвастовства.
И это большая проблема.
***
Утром я вновь звоню маме, но диалог не клеится. Меня не слышат и не пытаются выслушать, ограничившись новой порцией всхлипов и убеждений, что единственно верное решение – приехать домой.
Бесполезно. Будто убеждаешь кирпичную стену в том, что ты тоже живой человек и имеешь право на своё мнение.
– Куда дальше? – спрашиваю у Артема за завтраком в ресторанчике при гостинице.
Он по обыкновению пьет черный крепкий кофе, а вот у меня появился аппетит, и я налегаю на сырники со сгущенкой. Мне впервые за долгое время вкус еды кажется ярким и насыщенным.
– Не знаю, – отвечает Артем честно. – Ко мне не поедем, у тебя учеба начинается через пару дней. Не спорь, – пресекает зародившееся во мне возмущение. – Колесить по городам я тоже не планирую, мы всё-таки не бродячие циркачи. Остается последнее решение: я возвращаю тебя домой.
– Но…
Весь мой организм противится подобному решению. Я мечтала о небольшой передышке наедине с Артемом. О своеобразном «медовом месяце». О внеплановых каникулах только для нас двоих.
Но уезжать, чтобы так быстро вернуться…
А что потом? Мы продолжим общаться? Или он опять исчезнет? Что вообще происходит: мы можем считаться парой… или кем?
– Софья, давай подумаем трезво. – Артем смотрит на меня с дикой усталостью, будто не спал несколько дней. – Какие у нас перспективы на ближайшее время? Бегать от родителей и ночевать в отелях? Перевозить тебя в столицу? Мне возвращаться к отцу? Все эти варианты идиотские, потому что они влекут за собой последствия. Вчера мне требовалось уехать хоть куда-нибудь, но сегодня я готов думать головой, а не эмоциями.
– Необязательно возвращаться к отцу, – закусываю губу. – Если смотреть так глубоко в будущее, то… ты ведь можешь снять квартиру… да и я могу перевестись в столичный университет.
– Это ребячество, – отвечает резче. – В столице мой бизнес, я не смогу контролировать его на расстоянии. К тому же я не хочу, чтобы из-за мимолетной интрижки ты бросала город, друзей и учебу. Завтра мы наскучим друг другу, и ты останешься ни с чем. Потому вариантов нет: я отвожу тебя домой, а сам уезжаю. Это ничего не поменяет между нами. Если ты хочешь отношений, они будут.
– А ты не хочешь отношений?
Цепляюсь за слова, впервые становясь той девушкой, которых втайне презирала. Я не люблю скандалы и не умею высасывать проблему из пальца, предпочтя отсидеться и отмолчаться. Но теперь мне хочется допросить Артема, а затем обидеться или даже расплакаться. Ведь я ради него уехала со свадьбы, а он…
С другой стороны, если хорошенько подумать, то он ничего мне и не обещал. Уехать я захотела сама, так почему он должен быть причастен к моему решению?
– Я хочу попытаться быть с тобой. Без громких слов, а отношения – слово громкое, но посмотреть, что у нас может получиться. На расстоянии или вблизи. С родительским одобрением или без него. Непринципиально.
Он допивает кофе и, отобрав у меня вилку, отхватывает кусочек сырника, долго смакует его.
– Значит, домой, – озвучиваю я вслух, чтобы как-то свыкнуться с этой мыслью. – Мама сожрет меня заживо.
– Проще относись к родительскому мнению. Оно имеет вес, но твое гораздо ценнее. Поверь, ты – хорошая дочь. Думаю, даже отец тобой проникнется. Наконец-то у него появился ребенок, которого не надо вразумлять.
Мне чудятся в его словах застарелые шрамы. Уже не боль, но всё ещё – отторжение, незаживающая полоса, которая изредка напоминает о себе.
…тем же вечером Артем привозит меня к дому. В окнах первого этажа горит свет, но впервые он не кажется мне теплым и приветливым. Я нехотя отстегиваю ремень безопасности и долго не нахожу в себе сил, чтобы повернуться и попрощаться.
– Ты больше не пропадешь? – с безнадегой.
Он трогает мои губы своими, неспешно, очень волнительно и – впервые – нежно. Без жгучей страсти, но с искренней эмоцией. Вовлекая в поцелуй, но не стремясь захватить в свои сети.
– Постараюсь.
