Всю следующую неделю я провожу в постели. Меня воротит от вида еды, мне тяжело вставать, я даже не могу читать, потому что сразу же устаю. Тошнота, кашель и озноб – вот мои товарищи на ближайшее время.
Зато впервые у меня появляется возможность думать. Много. Почти бесконечно. Анализировать. Искать объяснения.
– Давай поговорим, – в один из вечеров прошу маму, которая всё это время не лезла с нравоучениями и вообще ненадолго стала той, прежней мамой, которой я всегда восхищалась. – Извини, что я ушла из дома, но…
– Не извиняйся. Мы обе хороши. Я сошла с ума и прогнала тебя, мне за это потом Денис мозги промыл, – она кладет руки на живот. – Ты вспылила и восприняла мои слова в штыки. Разве тут только твоя вина? Увы, нет. Я, знаешь, чего боюсь? – мотаю головой. – Тебя потерять. Отпускать тебя не хочу никуда, мне очень страшно, что моя малютка вырастет и уедет. Ты отдалишься от меня, а я как дальше буду? Кто меня выслушает? Кто даст трезвую оценку, когда я не смогу? Вот только сейчас додумалась до этого. Поступаю с тобой как будто ты моя собственность.
– Всё равно извини, мам, – я тяжко вздыхаю. – Я – сплошная нервотрепка. Значит, ты не против нас с Артемом?
Я, конечно, с трудом понимаю, что подразумеваю под словом «нас», потому что не могу представить наше совместное будущее. Артем сам запретит к нему приближаться. Неужели его всё-таки обвинят? Это не дурной сон, не ночной кошмар?..
– Я не понимаю ваших отношений, но я приняла их, – мама отвечает не сразу и долго подбирает слова. – Мне хватило двух недель без тебя, чтобы правильно расставить приоритеты. Ты неравнодушна к Артему? Хорошо, я готова с этим смириться. Он – не чужой мне человек, и если ты считаешь его достойным… я просто буду наблюдать со стороны.
Я догадываюсь, что мама недоговаривает, и в её словах чувствуется фальшь. Она раздражена, недовольна и не может выплеснуть свой негатив, боясь снова потерять меня. Но пока она не проедает мне мозг упреками и не требует забыть о Миронове-младшем, всё не так уж и плохо.
Мы обязательно докажем ей, что поступили правильно.
Только бы Артем вернулся.
Я знаю, что Денис Владимирович занимается делом сына, но подробностей он не разглашает. Просто приходит домой позднее обычного – то есть практически ночью, – пьет много кофе и постоянно держит наготове телефон. А спустя три недели после той ночи он стучится ко мне в спальню.
– Мы можем надеяться на условное, – объявляет вместо приветствия. – Рано говорить о чем-то конкретном, но варианты имеются.
Надеяться?
Это хорошо или плохо?
Сколько ждать оглашения приговора?
Разве люди не годами ждут решения суда, разве их не мотают по разным инстанциям?
– Когда будет известно точно? – заглядываю в глаза отчима с надеждой, но тот отводит взгляд.
– Следствие может затянуться, некоторые дела рассматриваются и по полгода.
Полгода. Бесконечное множество дней непонятно где. Не в тюрьме, но в следственном изоляторе. Вдалеке от дома.
– Не куксись, Софья, – Денис Владимирович почесывает щетину. – Мы сделали невозможное, изначально планировалось семь лет. Я целое состояние отдал и все свои связи поднял, чтобы скостить срок. Если ему дадут условное, считай – отделается испугом.
– Я могу его увидеть?..
Отрицательно мотает головой.
– Артем очень просил тебя не впутывать и по казенным учреждениям не катать. Пожалуй, я соглашусь с ним.
– А как-нибудь связаться с ним можно? Поговорить?
– От телефона Артем отказался принципиально. Поэтому насчет связаться – очень вряд ли.
– Хорошо, но записку я могу написать? Вы же его увидите? Передайте ему, это же несложно.
Денис Владимирович неоднозначно пожимает плечами, а я несусь к письменному столу, вырываю из тетрадки листок в клеточку и пишу короткое послание, в которое вкладываю все свои эмоции.
Я буду тебя ждать.
И мне плевать, какое мнение на этот счет у Миронова Артема.
***
О том, что Артема выпустили на свободу, я узнаю не от него самого и даже не от Дениса Владимировича – от мамы. Причем когда она чисто случайно (а на пятом месяце беременности она всё делает чисто случайно) выбалтывает, что он уже неделю как дома, то издает характерное «Ой!»
– Кажется, Артем попросил Дениса, чтобы Денис попросил меня не рассказывать тебе, – смущается мама. – Всё забываю, катастрофа какая-то. Не говори им, что узнала от меня, ладно?
Она хихикает и ожидает от меня какой-то реакции, но я могу лишь стоять с тарелкой хлопьев в руках и хлопать ресницами.
Потому что приличных слов нет, а матом я при маме не ругаюсь.
Я прилежно училась, не ввязывалась в неприятности, подрабатывала в ларьке с кофе и планировала уехать из коттеджа к летним каникулам. Сумма на первоначальный взнос для съема уже была отложена.
Я хотела вести себя правильно, а ещё ждала. Не надоедала, не пыталась связаться с Артемом, не доставала Дениса Владимировича, но ждала каждый гребаный день. Его освободили (всё-таки условка!), он не сядет в тюрьму. А он даже не позвонил.
Первоначальный взнос я проматываю, купив билет на самолет в один конец – на сегодняшний рейс, поэтому по заоблачной цене.
Ключи от квартиры Артема тяжело лежат в ладони как самое грозное оружие. Меня разрывает от злости и беспомощности. Мне хочется орать, выть от бессилия и того, что Миронов-младший плевать хотел на мои чувства. Даже не позвонил. Не написал. Ещё и отцу запретил рассказывать. Решил за нас обоих, опять включил плохого мальчика.
Или забыл?..
Три месяца – долгий срок для отношений, которые даже не начинались. Это я отказывалась от свиданий и считала дни до встречи, а он вполне мог забыть о сводной сестре, которая умудрилась в него втюриться.
Приезжаю туда, где была всего единожды, но до сих пор вспоминаю эти дни блаженства с трепетом. Как будто мир разукрасило яркими цветами в те дни, когда мы с Артемом всё-таки поняли, что враждовать у нас не получится.
Смотрю в окна – горит свет.
Тем хуже для Артема Миронова, потому что я настроена на решительный разговор.
Отпираю дверь и мысленно ожидаю увидеть его в коридоре, сосредоточенного или даже взбешенного. Ведь я посмела нарушить пространство, вторгнуться, влезть. Но свет погашен и в коридоре, и на кухне. Долго думаю, стягивать ли кроссовки или устроить маленькую месть, испачкав весенней грязью полы. Ладно, дольше копошиться буду. Иду так.
Артем стоит на балконе спальни и курит. В темноте, если не считать приглушенного света ночника. Я наблюдаю за тем, как тлеет сигарета, как дым рассеивается, скрадывая острый профиль. Я вновь ощущаю себя той, прежней, девчонкой, которая до одури боялась подойти к будущему сводному брату. Которая глазела на него издалека, не понимая, что конкретно она испытывает: раздражение или интерес.
