— Ад опустел, и все дьяволы здесь.
Я непонимающе посмотрела на него:
— Простите?
— Шекспир! Я цитирую Шекспира. — Он слабо улыбнулся, приглаживая костлявой рукой копну своих тонких коричневых волос. — Этот бар не относится к местам, которые я обычно посещаю. Эти люди… с обилием неправильной речи и тату, я могу только представить…
Я оглянулась и увидела бар, заполненный абсолютно нормальными людьми: две женщины за двадцать что-то увлеченно обсуждали, может быть, тот факт, что они обе пришли в одинаковых топах и сапогах; парочка за тридцать, поедающая чипсы; группа мужчин среднего возраста азартно осушающие наполненные чем-то ярким рюмки, видимо, добиваясь неизбежной рвоты на свои туфли к полуночи. Это обыкновенная пятница с обычными людьми. Так, ну все, один бокал, и я ухожу.
— Шекспир, да? — повторила я, добавив, — КОНЯ! КОНЯ! МОЕ КОРОЛЕВСТВО ЗА КОНЯ! (Прим. пер. — крылатые слова из трагедии У. Шекспира «Король Ричард III»).
Я ожидала, что он, по крайней мере, будет впечатлен единственной строчкой, которую я знала из Ричарда III, но Колин не проявил совершенно никаких эмоций. Очевидно, он раздумывал, сколько я успела выпить сегодня. И с него все еще стекала вода. Господи, этот мужчина не способен самостоятельно обсохнуть. Молчание затянулось, и я сделала длинный глоток вина.
Почему я постоянно попадаю в неловкие ситуации? Может, меня сглазили? Согревала мысль о том, что, как только мой бокал опустеет, я смогу извиниться и уйти, но до этого счастливого — пресчастливого момента мне придется каким-то чудом поддерживать разговор.
— Так что же, Колин. Хелен говорит, вы любите театр?
— Да, действительно, но ничего вульгарного наподобие «Мы вас встряхнем» или «Мама Миа» — музыкально-театральных недоразумений. Я предпочитаю классику.
— А мне нравятся мюзиклы, — ответила я, радуясь тайком, что у нас нет ничего общего. — Я знаю все слова из «Эвиты» и «Рокки Хоррора».
— Понятно. Он чихнул, выглядя крайне незаинтересованным. — Что ж, каждому свое. А чем вы зарабатываете на жизнь, Катриона? Или мне называть вас Кэт?
Только близкие люди называют меня Кэт.
— Нет, Катриона вполне подойдет. Я — журналист. Сенсации, в основном. Я пишу для «Компромата».
— О, да, я слышал об этом. — Он вздохнул и подвинул руки, оставив мокрый след на столе. — Несколько радикально, не так ли? Много раздражающей феминистской болтовни. Это не по мне. Неплохо для первой работы, но вы надеетесь в будущем писать для более респектабельных изданий?
Ну, вот и все! С меня хватит! Конец свиданию!
Обычно, я люблю поболтать о своей работе. Я пишу для «Скотиш Трибьюн» — самой продаваемой газеты в Шотландии, в их еженедельный журнал, и это классная работа. В офисе я появляюсь не чаще раза в неделю, а остальное время провожу со своей дочерью или на всевозможных вечеринках по случаю награждений за мою высоко оцениваемую колонку «Мерзкие и грязные», где мне выделены пятьсот слов, чтобы оторваться на тему любви, жизни и мужчин, под псевдонимом «Девушка из Глазго». «Нью Йорк Таймс» и Эллен Дедженерес следят за моим Твитером, черт бы тебя побрал! (Прим. пер. — Эллен Дедженерес — американская актриса, комедиантка, телеведущая, обладательница 11 премий «Эмми» за «Шоу Эллен Дедженерес» — информация из Википедии). Но я была уверена, эта информация бесполезна для Колина, он не достоин знать о том, каким чрезвычайно интересным человеком я являюсь! Я отставила недопитый бокал на середину стола и встала.
— Ну что же, было приятно встретиться с вами. Мне пора.
— Как же так, мы здесь всего 10 минут.
Я промямлила что-то о няне, надеясь, что он поймет скрытый смысл моего скорого ухода.
— Понятно, — кивнул он, поднимаясь и накрывая своей рукой мою руку. — Дорогая Катриона, «расставание — это такая сладкая грусть…» (Прим. пер. — цитата из У. Шекспира «Ромео и Джульетта»).
— О, твою мать! ХВАТИТ! — громко заявила я, выдернув свою руку из его влажно — липких клешней, и перекинула сумку на плечо. — Серьезно, Колин, К ЧЕМУ ЭТО ВСЕ?
Я шагнула к дверям, опустив голову, готовая бегом бежать на квартиру Хелен под проливным дождем (где я и прихлопну ее!), и случайно с разбега налетела на бодрого старичка в шотландской шапочке.
— Будьте осторожнее, милочка.
— О, простите! — вскрикнула я. — Я случайно.
— Ничего страшного, милочка. Прекрасный вечерок, не правда ли?
Я взглянула на небо. Оно было чистым, ни единого облачка. Это то счастливое небо, о котором пела Джюли Эндрюс, кружась на вершине горы. (Прим. пер. — Джюли Эндрюс — британская актриса, певица и писательница. Речь идет о фильме с ее участием «Звуки музыки»). Я опустила глаза на мостовую. Сухая. Колин вошел в бар 10 минут назад… недавний ливень был бы очевиден.
И вдруг до меня дошло, что никакого ливня-то и не было! Я направилась в сторону Королевского парка, чтобы поблагодарить свою сестру и ее мужа за сводничество с самым мерзким ублюдком на земле.
Глава 2
2007
По прошествии семи лет все, наконец, закончилось. От «нас» не осталось ничего.
Захлопнув белую дверь нашей уютной трехкомнатной квартиры в коттедже на две семьи, я прошла по идеально мягкой дорожке, которую мы подремонтировали всего шесть недель назад, и открыла дверь моей голубой «Хонды». Пристегнув нашу сонную десятимесячную малышку к сиденью, я тихонько захлопнула дверь как раз в тот момент, когда Питер со злостью вышвырнул пакеты с моими вещами на лужайку перед домом. Один из них порвался, и я увидела, как детские нагрудники и бутылочки для кормления Грейс разлетелись по газону. Стараясь не злиться, я спокойно принялась собирать их. Не позволю ему вывести меня из себя! Я успела пригнуться, когда следующий пакет пролетел рядом с моей головой. Демонстративно игнорируя и это, я продолжила путь к порвавшемуся пакету.
— Я никогда не прощу тебя, — орал он мне. — Никогда!
— Не простишь меня за что? — пробормотала я остановившись, чтобы поднять любимую бутылочку-мишку Грейс. — За то, что мне хватило смелости закончить эти фальшивые отношения?! Я хочу, чтобы у нашей дочери была счастливая жизнь, чтобы ее не воспитывали люди, ненавидящие друг друга. Я хочу…
Его смех оборвал меня.
— Ты сама не знаешь, чего хочешь! Наслаждайся одиноким материнством, долбаная пустышка! Ты — идиотка, Кэт! Но опять-таки, ты всегда ею была. Я понял это еще тогда, когда встретил тебя.
Буквально захлебываясь собственным ядом, он глумился надо мной, заставив меня отшатнуться. Я смотрела на него и не узнавала того мужчину, которого полюбила когда-то, — того обаятельного блондина, с которым мы повстречались на концерте White Stripes. Он позаботился обо мне, когда я, выпив лишнего, потеряла из виду друзей. Мужчину, который каждый день посылал мне цветы, пока я не согласилась пойти на свидание с ним. Мужчину, который однажды признался мне, что я стала для него целым миром. Этого мужчины больше не было.
