— Что? За наше счастье не стоило бороться? — воскликнула я с горечью.
— Позволь мне объяснить, — выдохнул он, умоляюще на меня посмотрев.
Возможно, я была слаба, и, возможно, перед лицом того, что я только что узнала о своей матери, эта слабость была еще более постыдной, но когда я посмотрела ему в глаза, он был моим Адамом, и он нуждался во мне.
— Хорошо, — пробормотала я, предпочитая считать себя щедрой, а не глупой.
Адам улыбнулся мне, и его улыбка была подобна солнцу, вышедшему из-за грозовых туч.
— Спасибо.
Я опустила подбородок и, хотя желала взять его за руку, не сделала этого. Отойдя от стены вслед за ним, я снова посмотрела на то место, где впервые ощутила прикосновение настоящей страсти.
Покачав головой от этого зрелища, потому что оно было совсем не романтичным — кирпичная стена отеля, занимающая большую часть квартала, — я последовала за ним в фойе отеля, огромные стеклянные окна которого пропускали так много света, что ощущение того, что ты зашел в помещение, полностью стиралось.
Повсюду чувствовался запах денег, от чего создавался разительный контраст с тем местом, где я провела полдень.
Администратор сидела за стеклянным столом, в который, чтоб меня, был встроен гребаный водопад. Все вокруг было в хроме, серебре и чернойкоже, словно это был какой-то памятник богу современного искусства, который требовал поклонения.
Блестящие мраморные полы под моими кроссовками отражали наш путь, когда мы направились к лифтам.
Адам нажал на кнопку вызова, двери мгновенно открылись, и мы вошли внутрь.
Я не смотрела в зеркало в полный рост, украшавшее заднюю стену лифта. Я не хотела видеть то, что видел он. Я не была уверена, что смогу справиться с тем, какой стала румяной и разгоряченной от его поцелуя.
Всю дорогу наверх мы молчали, пока двери снова не открылись и лифт не выплюнул нас на его этаж. Адам направился к двери, находящейся слева от лифта, и через несколько секунд мы остались в его номере, наедине.
Действительно, по-настоящему наедине, как не были годами.
Закрывшуюся за нами дверь я почувствовала тяжестью на всем своем существе. Давление от осознания того, что мы делим личное пространство, мучило меня, как ничто другое.
Я прошлась по номеру, бывшим зеркальной копией моего слежащим на полу ярко-фиолетовым ковром со светлыми лиловыми волнами и большой двуспальной кроватью, покрытой белыми простынями и серебристым плюшевым одеялом, за которой виднелась черная мраморная стена.
Сбоку находилась большая стеклянная дверь, ведущая на балкон. Секунду посмотрев на нее, я повернулась лицом к Адаму и увидела, что он остался стоять напротив входной двери, баррикадируя собой дверной проем.
Мое сердце не подпрыгивало как сейчас, ни с одним другим мужчиной.
Адам не мог причинить моему телу никакого вреда.
Он мог распять мое сердце и душу.
— Думаешь, я сбегу? — спросила я, глядя на его позицию, на тот «человеческий» барьер, который он создал.
— Я бы сбежал, будь на твоем месте.
— Действительно? — спросила я, приподняв бровь. — Ну, что ж, я здесь, и впервые за много лет мы остались наедине. Что ты хочешь сказать мне?
Адам облизнул губы, и я, следя за этим движением, завидовала его языку, потому что хотела сделать то же самое. Попробовать его рот на вкус, насладиться им и смаковать его снова и снова.
Адам застонал.
— Ты убиваешь меня, Тея. Не смотри на меня так, — пробормотал он.
Я презрительно скривила губы, и хотя я хотела найти утешение в сарказме, заставив Адама еще больше почувствовать себя виноватым, не сделала этого, я не была такой.
Действительно не была.
Адам мог сделать меня более мстительной, чем мне хотелось бы, но я не собиралась ему это показывать.
— Говори, Адам, — сказала я, потерев висок, в котором нарастало напряжение — сегодня просто день откровений. — Мне нужно подумать.
— О чем? — нахмурился он.
Об этом поцелуе. Черт, и о том, что я почувствовала себя так, будто этих двух лет между нами не было.
— Я только что узнала кое-что о своей семье, — вздохнув, сказала я, снова потерев висок. Это была полуправда, и мне было стыдно, что я позволила себе соблазниться Адамом после того, что узнала.
Мужчины… Казалось, они были ядом для женщин моей семьи, но я забыла об этом в ту же секунду, как связь между нами снова ожила.
Адам, немедленно отойдя от двери, направился ко мне, его беспокойство было очевидным.
— Что узнала? Я не знал, что ты отсюда.
Нет, и разве это не странно? Мы так много знали друг о друге, но эту подробность я ему не сказала.
— Я пыталась оставить это в прошлом, — все, что могла сказать я.
— Так зачем переносить это в настоящее, если ты посещала их? — Он нахмурился. — Я думал что, у тебя не осталось семьи.
— Я тоже так думала, — ответилая, стиснув зубы. — Не хочу об этом говорить. Я просто… перерабатываю, наверное. Итак, ты привел меня сюда, и я хочу знать по какой причине.
— Мария снова беременна.
Эти слова были словно кинжал для моего гребаного сердца.
— Пошел ты, — выдохнула я.
Прежде чем я успела отшатнуться от него, Адам удержал меня, схватив за плечи.
— Ребенок не от меня.
— Да она все время вешается тебе на шею, — покачала я головой, задумавшись на секунду над его словами.
— Только когда ты рядом, — сказал он, сжав челюсть. — Мы не… Я не…
— «Ты не» что?
— Мы не спим вместе, — произнес он с холодным безразличием.
— Нет? У меня не создается такого впечатления, когда я вижу вас вместе.
— Она сука, — выплюнул он. — И это все было подстроено Каином.
— О чем ты говоришь? — Я замерла.
— Когда она сказала ему, что беременна его ребенком…
— Они не должны были тогда встречаться. Это против правил!
Он фыркнул.
— Мне нравится твоя невинность. Я не хотел разрушать твои шансы на успех, не тогда, когда это было так важно, поэтому старался, чтобы все эти правила не отражались на нас слишком тяжело. Но Мария и Каин — ужасные люди. Им было плевать на все, и они полагали, что наши семьи заставят тренера сделать им поблажку, если тот узнает об их отношениях. — Адам сдавил переносицу. — Поскольку Каин — кусок дерьма, то, как ты понимаешь, он не был в восторге от того, что станет отцом. — Он сжал челюсть. — Думаю, именно поэтому он так поступил с тобой. Каин не только хотел причинить мне боль через тебя, мне кажется, он просто пытался наказать хоть кого-то, потому что злился на то, что попал в ловушку. Он знал, что отец Марии и наша мать заставят его жениться на этой суке.
