— Да. Знала.
Прошедшее время.
— Правда ли, что он помог вам попасть в сборную по плаванию?
— Да, он это сделал. Он увидел во мне то, чего не видел никто другой.
Скептицизм заставил ее нахмуриться.
— Почему Каин так сильно хотел причинить вам вред? — спросила она.
— Злость, — повторила я, прекрасно понимая по напряжению лица Рене, что моя короткий ответ лишь раззадорил ее журналистское любопытство.
В глупой выходке Каина было нечто большее, чем то, что бросалось в глаза на первый взгляд и, да, сформировалось оно из злости. Только не из-за того, что я заняла его место в команде.
Адам.
Такая патологическая ненависть к Адаму, такая неспособность понять, почему он мне не нравился. Я видела его насквозь. Каин хотел причинить мне вред… просто чтобы добраться до Адама. Просто чтобы создать проблемы. Просто чтобы посмеяться.
Жалко.
Так жалко, и это разрушило его жизнь, жизнь Адама и мою.
У меня в голове не укладывалось, что кто-то мог совершить такое, но люди были мелочными, а Каин? Ну, он был психом. Адам уже давно осудил его за это, а когда псих был мелочным, это выводило все на совершенно другой уровень.
— Почему его семья взяла вас к себе?
Здесь я должна была быть осторожной, потому что Анна все еще занималась политикой. Ия не могла просто сказать: «Чтобы хорошо выглядеть для прессы», не так ли?
— Они удочерили меня, — поправила я.
— Да. Почему?
— Они хотели исправить ошибку Каина.
Хотя я могла видеть, что любопытство вернулось в глаза Рене, я также видела, что она знала, что я не отвечу на любой вопрос, который она хотела бы мне задать. Здесь все контролировала я. Не она.
Я знала, что она хотела спросить: «Как они могли исправить ошибку своего сына?»
Но я не могла ответить: «Удочерив меня, они вернули Анне ее рейтинги, обрушенные выходкой ее сына-психопата», не так ли? Правда определенно была неприемлемым ответом.
Рене прочистила горло с грустной улыбкой, и я подумала, знает ли она, о чем я думаю.
— Вы все еще близки с Адамом, не так ли? Мне кажется, что я видела вашу совместную фотографию после вашей первой победы, — спросила она.
— Все видели эту фотографию, — ответила я, закатив глаза, поскольку это было преуменьшением.
— Вы очень фотогеничны, — улыбнулась она застенчиво.
— Едва ли, — усмехнулась я.
— Вместе с ним даже в большей степени. Ходили слухи, что вы с Адамом встречались. Это правда?
— Нет, не правда. Мы просто друзья.
Боже, эта ложь встала у меня комом в горле.
Рене недоверчиво хмыкнула, но я не могла ее за это винить.
— Камера не врет. Химии между вами было достаточно, чтобы фотография стала популярной.
— Я не могу контролировать то, что происходит в социальных сетях, — ответила я, пожав плечами. Хотя я знала, что Рене была права. Черт, силы этой фотографии было достаточно, чтобы Адам пришел в мою спальню в Олимпийской Деревне…
— Верно, — улыбнулась Рене. — Каков ваш следующий шаг?
— Я собираюсь в отпуск. Не могу дождаться.
Это было не по расписанию. Я должна была вернуться домой, но после последних двух дней мне требовался перерыв. Меня даже не волновало, вызовет ли мое отсутствие во время возвращения домой в числе чемпионов скандал. Мне нужно было немного побыть наедине с собой.
Мне нужно было обрести покой.
— Куда вы направляетесь?
Я осторожно посмотрела на диктофон и Рене, засмеявшись, выключила его.
— Не для записи.
— Золотой Берег. Я всегда хотела поехать туда.(Прим. перев.: Золотой Берег — всемирно известный курорт в Австралии).
— Ну, желаю вам хорошо провести время. Вы определенно заслужили это.
— Мой тренер еще не знает, — сказала я со смехом. — Он хотел, чтобы я сразу вернулась к тренировкам, но я просто нуждаюсь в перерыве. Мне нужно разобраться в себе. Я возлагала на Олимпиаду большие надежды, но надежды имеют свойство разбиваться. Странно думать, что на этот раз все сложилось так, как я мечтала.
Рене улыбнулась мне — как ни странно, это была искренняя улыбка.
— Я думаю, вы это заслужили. И еще… — вытащив визитку из кармана, она положила ее на стол и подтолкнула ко мне, — это мой номер. Я знаю, что значит выйти из неблагополучной семьи. Если вы когда-нибудь захотите поговорить, не для записи, — уточнила она еще раз, — мне хотелось бы думать, что я хороший слушатель.
— Но мои страдания могли бы стать хорошей историей, — нахмурившись, сказала я.
Она фыркнула.
— Вы выбрали меня не просто так, Тея. — Она была права. — Я не остервенелая и не крайне нуждающаяся в сенсации. Я люблю писать новости так, как считаю нужным.
— Верно.
— О чем бы мы с вами ни поговорили, мы можем говорить об этом конфиденциально. Половина из того, что вы мне рассказали сегодня, не будет включена в интервью.
— Почему? Я думала, что это будет сочно. Многое из того, что я сказала, широко известно.
— Верно, и, возможно, кто-то другой обнажит это, но не я буду этим человеком.
Я нахмурилась.
— Почему вы так хорошо ко мне относитесь?
— Потому что я хороший человек в целом. Совершенно не подходящее качество для журналистики, — призналась Рене, усмехнувшись. — У меня нет того безжалостного отношения к людям, которое проявляют многие репортеры для того, чтобы написать статью. Но вы? Ваша история? Она находит отклик во мне.
— Почему?
— Потому что я была похожа на вашу маму. Только я выбралась.
Мои глаза удивленно расширились.
— Как?
— В основном благодаря помощи кризисных центров помощи женщинам по всей стране. — Покачав головой, она пару раз судорожно сглотнула, словно заново переживала воспоминания. — Это было тяжело, и хотя закон был на моей стороне, он все равно игнорировал запретительные судебные приказы. Сначала я поменяла город, затем города, затем штаты, но он не оставлял меня в покое. — Дрожащее дыхание вырвалось из нее, и тень страха в ее глазах говорила больше, чем слова. — Я действительно вздохнула с облегчением только тогда, когда он умер.
— Как он умер? — мягко спросил я.
— Автомобильная авария. Нет, за его смертью стояла не я, — улыбнулась она. — Но мне жаль, что это не я его убила. Иногда мне действительно очень жаль.
Тени наполнили Рене, и я отшатнулась, увидев, как они, словно кровь, вытекают из ее черт, из выражения ее лица и трансформируются в воздухе вокруг нее до тех пор, пока она не стала полностью окружена ими.
