От себя самой.
И от любви.
— Думаю, она хотела знать, почему бабушка перестала выходить на связь.
— Ей не приходило в голову, что она могла умереть? — мягко спросил он.
— Нет. Не забывай, бабушка была молодой. В этом году ей исполнилось бы только пятьдесят три.
— Чёрт возьми, она родила твою маму будучи довольно юной, не так ли?
— Называй это культурной традицией, — ответила я, теребя в руках провод от наушников.
— Полагаю, ты должна рассказать мне, что это за проклятие.
— Женевьева заставила меня пообещать держаться от тебя подальше. Она сказала, что Кинкейды наделены дарами, которые делают нас уникальными, но каждый дар — это палка о двух концах.
Адам нахмурился.
— Обратная сторона исцеления — то, что после ты превращаешься в лед.
— Точно, — кивнула я. — Вот откуда я знаю, что она права во всем, что сказала, Адам. Что-то одной рукой дается, а другой забирается. Баланс.
— Почему твоей семье был дан дар знать, с кем ты должен быть, если ты не можешь быть с ним?
Вспомнив слова мамы, я твердо знала, что Адам не поверит ни единому ее слову.
Зачем ему это делать?
Он был рациональным.
Он был логичным.
Он не был цыганом.
А я? Я была, даже если совсем немного. Я знала, что мы могли сделать в нашей семье. Знала, даже больше, — боялась этого.
Тем не менее, Адам тоже должен был это знать. Более того, должен понять, почему я считаю, что моя мама права.
— Она сказала, что когда-то давным-давно одна из Кинкейд была настолько точна в своих предсказаниях, что судьба решила наказать ее за то, что она слишком много знала.
— Ты же не серьезно, — сказал он, нахмурившись.
Не вопрос. Заявление.
Закрыв глаза, я откинула голову на спинку сиденья.
— Я знала, что ты не поймешь. Вот почему я не стала тебе ничего объяснять, а просто сбежала из Бостона так быстро, как только смогла.
— Вот почему ты бросила меня? — прошептал он, уставившись на меня и сжав кулаки.
— Нечего было бросать, Адам, — ответила я. — Ты жил с Марией, вместе с ней воспитывал ребенка. У нас была та ночь, но я знала, что это все, что я смогу получить от тебя…
— До тех пор, пока не выпустят Каина. Ты должна была знать, что это дерьмовое шоу будет продолжаться только лишь до тех пор…
— Я никогда не думала, что ты разведешься, — ответила я, пожав плечами. И это было правдой. Я думала, Анна позаботится о том, чтобы они с Марией были связаны навсегда — в конце концов, Хосе был спонсором ее избирательного фонда.
— Ты ошибалась. Я пожертвовал достаточным количеством лет ради этого ублюдка. Ни за что, черт подери, я не вступил бы в этот брак, думая, что это будет навсегда.
— Ты никогда мне этого не говорил.
— Я-я просто думал, что ты знаешь, — сбивчиво сказал он, потирая лицо рукой. — Я думал, что это очевидно.
Услышав дрожь в его голосе, я была удивлена этому, несмотря на то что приняла правду того, что он говорил — он действительно думал, что я понимаю.
— Ты сказал, что срок давности…
— Да, но как только Каин выйдет, об этом не стоит беспокоиться, не так ли? Мне просто нужно было сохранить мир до тех пор, и я это сделал.
— Его выпустили в прошлом году, верно?
Он кивнул.
— Я собирался сделать это тогда, — ответил Адам на мой безмолвный вопрос. — Но затем Олимпиада и коронавирус… — он вздохнул. — Они сдвинули мой график на год. Я хотел, чтобы ты участвовала. Я не хотел мешать тебе, Тея. Я знал, сколько энергии и сил ты посвятила тренировкам, знал, что у тебя все равно не будет свободного времени для меня, поэтому позволил тебе делать то, что тебе было нужно делать, и выжидал.
Я стиснула зубы от его самоуверенности, хотя, безусловно, он был прав.
Как только Адам сообщил о разводе, я оказалась здесь, собираясь провести с ним пару недель наедине — и я очень сомневалась в том, что мы будем скучать.
— Мы не можем быть вместе. Не на долгий срок, — сказала я ему.
— К черту это, к черту проклятие, и к черту свою мать. Мне плевать на эту гребаную чушь. Я отказываюсь верить в то, что несмотря на нашу связь, мы должны быть несчастны. Должны любить друг друга, но, черт подери, никогда не быть вместе! Я не верю в это, потому что пережил достаточно дерьма, как и ты — мы заслуживаем друг друга, Тея. Мы заслуживаем того, что обещает нам эта связь.
— Не могу с тобой не согласиться, Адам, — прошептала я. — Я ненавижу это так же сильно, как и ты. Но ты не видел мою мать. Ты не слышал ее — в том, что сделала с моим отцом, она винит себя и проклятие. Мама сказала, что бабушка велела ей оставить его в покое, держаться от него подальше, но она этого не сделала.
— Мы не твои мать и отец, Тея, — прорычал Адам, и я не удивилась, когда его лицо внезапно оказалось рядом с моим.
Обхватив меня рукой за шею, он притянул меня к себе и накрыл мой рот своим.
Стон вырвался из меня прежде, чем я успела остановить его. Я хотела бы, чтобы он был мягким и тихим, но он вышел протяжным и громким. Нуждающимся. Я едва смогла подавить хныканье, стоны и звуки восторга, грозившие вырваться из меня, когда Адам прижался своим языком к моему, трахая мой рот, требуя меня, напоминая мне о том, чем мы были вместе.
Чем мы могли бы быть вместе.
Я задрожала напротив него, наслаждаясь ощущением его руки на моей шее, крепкого объятия, твердой хватки, которые заставили меня осознать одну горькую правду — Адам не собирался меня отпускать.
И боже, помоги мне, я не хотела, чтобы он это делал.
Кто-то откашлялся рядом с нами, и я вздрогнула, но не из-за этого, а потому что стюард коснулся моей руки, заставив меня отшатнуться и прервать поцелуй. Я смотрела на парня невидящими глазами даже после того, как он, отведя взгляд, начал раскладывать передо мной столик, а затем покрыл его белой тканью и разложил столовые приборы.
Женщина сделала то же самое со столиком Адамом, и после того, как они оба исчезли, нам принесли поднос.
Я уставилась на свои блинчики, чувствуя смятение, мой разум сломался несмотря на то, что Адам снова склеил куски моего разбитого сердца вместе.
Мой аппетит пропал — к еде, не к Адаму. Мое тело болело, пульсировало и дрожало, так отчаянно нуждаясь в нем, что я не была уверена, что выживу, если он не обнимет меня снова, если не возьмет меня снова и не сделает своей. Адам взял меня за руку и наши пальцы автоматически сплелись.
— Тея, ты должна съесть, пока не остыло, — пробормотал он.
— Я не голодна, — моргнув, ответила я.
