— Я не была воспитана так, как ты.
— И я совершенно с тобой согласна. Ты больше гадже, чем цыганка.
Я пожала плечами, хотя знала, что мама сказала с намерением оскорбить меня.
— Ты либо приспосабливаешься, либо исчезаешь, — парировала я, отказываясь стыдиться этого, и, возможно, мама заметила это, потому что ее вспыльчивость испарилась, а плечи обвисли.
— Еще больше вины на моих плечах, — пробормотала она и, взяв очередную пачку леденцов, высыпала себе на ладонь парочку.
— Тебе не обязательно верить в проклятие, но ты живешь в его последствиях. Никодимус никогда бы не причинил мне вреда. Он был хорошим парнем. Только проклятие могло его изменить.
Я все равно отказывалась верить во что-то настолько глупое, отказывалась позволять этому управлять моей жизнью, пока она не сказала:
— Я больше не позволю тебе навещать меня, Теодозия. Это последний раз, когда я вижу тебя, и я хочу, чтобы ты дала мне слово, что прислушаешься к моим словам.
— Почему ты не позволишь мне приехать снова? — обескуражено спросила я. — У нас еще есть время. Мы можем узнать друг друга получше…
— Потому что для нас с тобой уже слишком поздно. Я нечиста, и я больше не допущу, чтобы ты пачкалась моим махриме.
Слово вонзилось в меня, как нож в масло.
Махриме.
Единственная часть нашего мира, которой я все еще следовала.
Из-за этого мама приносила в жертву наши отношения. Она до такой степени верила в эту чушь, что была готова из-за этого потерять меня навсегда.
— Ты поверила в проклятие?
На ее губах появилась горькая улыбка.
— Мама рассказала мне об этом. Но нет, я не поверила в него. — Она втянула воздух. — У меня стали возникать сомнения, когда Никодимус поднял на меня кулак в первый раз, и только когда воткнула нож в его грудь, я поняла, что мама была права. Мне с самого начала следовало оставить его в покое.
Эти слова все еще находили во мне отклик. В своей голове я слышала их бесконечное повторение. Я часто прибегала к ним, чтобы поддержать себя, укрепить свою защиту, помочь себе уклониться от песни сирены, которой являлась связь между мной и Адамом.
Но до вчерашнего дня я держалась подальше от Адама. Я сделала так, как меня просила мама, но судьба все еще действовала против нас.
Возможно, так будет всегда.
Все началось с ворчания Адама, когда он заметил, что его телефон разрядился.
Затем нам пришлось рыться в обеих наших сумках в поисках зарядного шнура, который по какой-то глупой причине находился в его чемодане.
Найдя шнур, он воткнул его в розетку и поставил телефон на зарядку, не включая его, а я включила свой, который оставался выключенным с тех пор, как мы вылетели из Токио, и немедленно появившиеся сигналы входящих сообщений не удивили меня.
Я проигнорировала их, пока готовила нам кофе, но когда на моем телефоне раздался звонок, я посмотрела на экран и увидела, что звонил Роберт.
Увидев лицо отца на экране, Адам наморщил нос.
— Ты должна ответить?
— Наверное. Должно быть, он хочет поговорить по поводу будущего контракта.
— Какая жалость, — пробормотал он, тяжело вздохнув.
Улыбнувшись, я наполнила кофемашину Nespresso водой и, взяв свой телефон, приняла вызов.
— Здравствуйте, Роберт. Я только что проснулась, поэтому…
— Тея! Слава богу. Я звонил тебе всю ночь.
— Почему? — моргнула я. — Что-то случилось? Вы знали, что я скоро приземлюсь.
— Я знаю, что вы с Адамом близки, — прохрипел он голосом, так не похожим на голос Роберта, которого я знала.
— Я бы не сказала, что мы настолько близки, — пробормотала я, и закатила глаза, когда Адам фыркнул.
— Ну, мы оба знаем, что это ложь, Тея, — ответил Роберт, отчего мои глаза удивленно расширились. — Ты не знаешь, куда он может пойти в… ну, в кризисной ситуации?
В кризисной ситуации? О чем, черт возьми, говорил Роберт?
Я прочистила горло.
— Речь идет не о контракте?
— Нет, Тея. Речь об Адаме.
— Я не хочу говорить об Адаме, — упрямо возразила я. — Вы же знаете, Роберт, я ценю свою личную жизнь и сейчас я в отпуске. Вы должны были позвонить мне только после того, как закончите с контрактами.
— Тея, ради бога, это важнее долбаного контракта. На карту поставлены жизни моего сына и моего внука. Ты знаешь, где Адам? Куда он мог бы отвезти Фредди, если бы пытался, не знаю, спрятаться от всего?
— Спрятаться от чего? — прорычала я, начиная злиться. — Что, черт возьми, происходит, Роберт?
— Он убил Марию, Тея. Он убил ее и забрал с собой Фредди. Камеры в поместье записали большую часть случившегося. — Роберт замолчал на секунду, а затем прошептал: — Я-я не мог поверить в это до тех пор, пока не увидел все собственными глазами.
— Мария мертва? — прошептала я, и неудивительно, что Адам выхватил телефон у меня из рук.
— Что происходит, папа? Мария мертва?
— Адам? Что ты?.. Блядь. — в трубке раздались сдавленные рыдания. — Ты в Австралии? С Теей?
— Да, — резко ответил он. — Я с Теей.
На линии послышалось прерывистое дыхание.
— Я-я не хотел думать, что это сделал ты.
— Что сделал?
— Убил ее.
Адам покачал головой, и я не винила его в замешательстве.
— Зачем мне убивать ее? Я разводился. Я бы выиграл битву за опеку, и мы оба это знаем. Конечно, суд обычно встает на сторону матери, но не в нашем случае, не с тем дерьмом, которое я имею на нее. — Адам моргнул, а затем потер рукой шею сзади. — Она действительно мертва?
— Действительно, сынок.
— И копы думают, что это сделал я?
— Копы знают, что это сделал ты. Они тебя видели. — Он сглотнул. — О-они видели Каина.
— Этот ублюдок. Он хочет повесить на меня это дерьмо? — зарычал Адам и, вскочив на ноги, зашагал по кухне.
Мой рот открылся, когда я уставилась на него, а затем перевела взгляд на телефон.
Это было оно.
Это должно было случиться, не так ли?
Самое безумное дерьмо, которое обрушивается на нас из-за того, что мы осмелились быть вместе.
Мои губы задрожали, но я крепко сжала их. Мне нужно оставаться сильной. Я должна.
Адам был невиновен, и его присутствие здесь доказывало это, но…
Каин убил Марию.
Он убил ее.
И хуже того, он поступил как обычно, пытаясь повесить все на Адама.
