— Очень удачно получилось, что ты меня не узнала, — Арден сказал это и покосился на меня: должно быть, догадывался, что я не согласна с формулировкой «удачно». — Я предполагал, что наша встреча может пройти более бурно! И опять же, что бы я делал, если бы ты оказалась каким-нибудь крокодилом?
— Кро… чем?
— Крокодилом. Это такая огромная шипастая ящерица, не важно. В общем, я был очень рад, что ты всё ещё ласка, даже если ласка немного буянит…
— Ты следил за мной!
— Ну конечно, — он пожал плечами.
— Ты мог бы просто… спросить.
Арден взглянул на меня пытливо.
— И ты бы ответила?
Нет. Конечно же, я бы не ответила. Я бы надела ему на голову вазон и уехала на острова.
В принципе, почти так я в итоге и поступила.
Дальше картинка уже примерно складывалась. Пока я, ни о чём не подозревая, гуляла с симпатичным мальчиком и чистила артефакты в мастерской, Арден проводил эксперименты с восприятием запахов и пытался разобраться, что же со мной не так. И когда на него упал шкаф со специями, он в первую очередь подумал на меня.
Арден решил, что пока он дурил мне голову, изображал неузнавание и приглядывался, я занималась… тем же самым. Вот уж действительно, в других мы подозреваем то, что есть в нас самих.
Тем не менее, я так натурально удивилась, что стало ясно: я либо ни при чём, либо самая гениальная актриса Леса.
Но если это не я, то… кто?
— Он ошибся, когда это сделал, — довольно сказал Арден. — Потому что теперь мы знали, что он в Огице, и лисы развернули бурную деятельность. Он это тоже понял, поэтому пытался напугать тебя той взрывающейся банкой. И вчера на набережной… не совсем понятно, что именно он планировал…
— А сам он что говорит?..
Арден поморщился.
— Ничего не говорит. Он смылся.
— Куда?..
— Да мне откуда знать? Сетка, которую я сплёл, годилась и на медведя, и на тура, и на какую-нибудь корову. Кто ж знал, что он превратится в мышь?!
Ну нет. Это уже какой-то перебор.
И я, в конце концов, ударила его ну… почти по голове. Мало ли что ему приглючилось?..
— Арден, ну это бред.
— Бред, — легко согласился он. — Тем не менее, очевидно, мы не знаем чего-то о двоедушниках, зверях, дорогах и всём остальном. Вероятно, о жизни в целом мы тоже ничего не знаем. По крайней мере, примерно так объяснил это мастер Дюме.
И мы оба посмотрели на колдуна. Тот так и сидел в углу на табуретки, со спокойной лёгкой улыбкой, и натирал камень в посохе бархатной тряпочкой.
— В общем, как я уже сказал, мы точно знаем: кто. Этот Вердал, очень подозрительный. Но что он делает? Как? И, главное, зачем? Тут много вопросов. И я надеюсь, что ты поможешь разобраться хотя бы с «как».
Я медленно кивнула. Облизала пересохшие губы. И вынула из ворота свой артефакт.
Мастер Дюме как-то быстро оказался рядом. Арден смотрел на меня расширенными зрачками.
Конечно, они знали, что я что-то ношу, — но мало ли в мире артефактов и артефакторов? Это могла быть и какая-то навороченная глушилка, и сильный морок, и что-нибудь ещё, на что хватит фантазии.
Арден весь напрягся, и я вдруг болезненно-остро вспомнила, что лисы — вообще-то, хищники.
— Где ты его купила? Кто мастер? Имя, адрес, как он выглядел?
— Я его не купила, — тихо сказала я. Прозвучало как-то жалко. — Я его… сделала.
Глава 27
Говорят, что по артефакту всегда можно установить почерк создателя. Где бы ты его ни купил, что бы с ним ни делал, полицейский артефактор найдёт мастера, мастер поднимет доходные книги, и тут-то ты, незадачливый преступник, и попался.
Но, по правде, это всё не больше чем пустая болтовня.
Не стану спорить: так тоже иногда бывает. На первом году обучения нам читали «Правовые основы артефакторного дела»; преподаватель, пожилой мастер Бидимер, был майором полиции в отставке. Скучные лекции он разбавлял разными историями из своей практики, и там было много запрещённых изделий, погонь, стрельбы, уникальных разработок и незарегистрированных побочных эффектов, непризнанных гениев и жертв обстоятельств. Иногда его истории соперничали по закрученности сюжета не с детективами даже, а со спектаклями лунных, в которых всё не то, чем кажется: герой частенько оказывается злодеем, рассказчик — мертвецом, а аксиомы — враньём.
И всё же, истории мастера частенько заканчивались ничем. Расследования, перипетии, сложности, драма, а в конце — пшик, и очередное толстое дело уходит на дальнюю полку архива.
В общем, с «почерком мастера» не всё было просто. Он как бы, конечно, есть; но часто у разных артефакторов эти почерка так похожи, что остаётся только развести руками.
Тем более Арден сразу сказал: артефакты уже смотрели эксперты, и выдали по этому поводу длинные-длинные заключения. Он даже дал мне почитать фрагменты этих бумаг: все предметы, кроме значков с гербами, «со сдержанной неуверенностью» отнесли к одному автору.
Я принесла свои инструменты, лупу. Подходящий стол был разве что на кухне, но свет там был такой тусклый, что я предпочла скрючиться над крышкой пианино. Надела перчатки, разложила экранирующие пластины.
Конечно, я не рассчитывала найти что-то, что пропустили эксперты Лисьего сыска, — на это глупо было надеяться, тем более что рядом с подписью в заключении стояла личная печать с когтистой вороньей лапой. Но посмотреть, покрутить всё равно было интересно.
Артефакт был похож, — и одновременно не похож на мой. Тоже толстый медный круг, плотный, явно выплавленный, а не кованый. Часть знаков выбита поверх, а часть была заложена в форму; на боковых срезах не до конца затёрты следы швов. В центре стеклянная капсула с ртутью: я использовала готовые покупные флаконы, на которых, присмотревшись, можно было бы разглядеть печать завода, а здесь шар, видимо, выдули отдельно. Шестерни стандартные. Набор камней очень похож, только вместо моего аметиста почему-то поставили чароит.
Я могла бы сказать, откуда он привезён, этот чароит. Это не слишком сложно, — узнать одно из ровно двух месторождений. Но что в этом толку?
Внешнее кольцо декорировано насечками по меди: я тоже так делала, хотя в этом не было решительно никакого практического смысла. А вот бусин окаменевшего дерева на шнурке почему-то не висело.
— Грязная работа, — сказала я, — мастер криворукий, либо очень торопился. Швы, потёки, капли клея, и вот здесь, видишь? Плохо посадили камень, раскачивается.
— Но он работает?
Я пожала плечами:
— Не вижу, почему нет. Потоки сходятся довольно точно.
— Хм.
