— Никак, — проворчала я.
Трис смотрела на нас со смесью укора и умудрённой жизнью усталости: мол, я-то понимаю, что ничего хорошего из этого не выйдет, но главное, чтобы вам было весело.
В целом, я тоже не ждала от этой прогулки ничего такого уж, и с удовольствием обменяла бы её на хорошую книгу. Но пессимизм Трис как-то исподволь заставлял меня делать всё ровно наоборот, и мотивировал даже лучше восторженности Ливи.
— Ты что же, совсем не понюхала? А что, если он тебе не подходит?
— Такое вполне возможно, — пожала плечами я. — Может, ты и права. Наверное, не стоит идти.
Ливи взвыла и мстительно ссадила Марека на руки Трис.
— Ещё как стоит! А что, если он — твоя пара? Ну, в смысле другая. Да даже если и нет, он такой красавчик!
— Совершеннолетний, опять же, — мрачно поддакнула Трис. Марек тянул её за ухо, пытаясь, видимо, оторвать сувенир на память.
Трис не повезло: её истинный оказался её на семь лет младше. Она была яркой девушкой и молодым специалистом, а он — прыщавым подростком. Вот уже второй год Трис ездила в Кланы раз в сезон и ждала, пока он повзрослеет и поумнеет, но пока об особом прогрессе не было слышно.
— А правда — вдруг? Судя по косам, он свободный. И нюхал тебя с интересом!
— Хватит, — из-под свитера мой голос звучал глухо. — Не смешно. Вот уж кого я точно ни с кем не перепутаю, так это свою пару.
— Ты ни с кем его не перепутаешь, — говорит тётя Рун.
Мне девять, и её руки пока ничем особенным для меня не пахнут: кисловатая нотка теста, печной дым, квашеная капуста, — всё то, чем окутан человек. Слышать её зверя я пока не умею.
Все слова про истинных я знаю давно: ты узнаешь его сразу, кто бы он ни был, где бы ни свели вас пути. Полуночь не сводит вместе дороги случайных душ.
— Как Ара?
На мгновение она забывает плести мои косы, но затем пальцы снова приходят в движение.
— Как Ара, — спокойно говорит она.
Ара — моя сестра. Она прекрасна, как принцесса Полуночи, она играет на гитаре и пишет стихи, плетёт охранные чары, как кружево, и, обласканные морозным ветром, она кажутся собранными из снежинок и отражений звёзд.
Все любят Ару. Ару нельзя не любить. Однажды я вырасту, и буду на неё похожа.
— Ты можешь не идти, — снова напоминает тётя Рун.
— Но там Ара.
Мы идём, но там не Ара. Там обледенелая фигура, отчего-то немного похожая на Ару. Но Ары там больше нет.
Она лежит на столе вся в белом, — много позже я узнаю, что это ткани выцвели от каких-то минеральных солей в воде, но платье не смогли снять, не повредив тела.
Лицо у неё серое, искажённое.
Мне не нужно чуять, чтобы знать: её зверь уже ушёл. Её душа давно отлетела. Её сердце остановилось в ледяной воде, куда она кинулась с моста.
— Почему он уехал? — в который раз спрашиваю я. — Как он мог уехать? Он же не мог её не узнать!..
— Тшш, — шипит тётя Рун.
В волосах Ары — лёд. Она уродлива и страшна, но я-то знаю: она прекрасна, как принцесса Полуночи, она лучше всех.
Кто-то — может быть, это я, — кричит, захлёбываясь, пока крик не превращается в вой.
Я буду на неё похожа. Я буду на неё похожа. Я вырасту, и я буду на неё похожа.
Я выпуталась из свитера и встряхнула головой.
Они хорошие, мои девчонки — такие разные, иногда чуть-чуть буйные, но хорошие. И, конечно, они не Ара. Никто не Ара; воды той реки давно утекли; та дорога заросла травой, а у меня теперь — другая.
И на этой дороге нет моей пары, потому что я запретила себе пахнуть и чуять. Потому что я напоила артефакт кровью, убаюкала зверя туманами.
Потому что всё закончилось, да. Всё закончилось.
— Ну правда, вдруг…
— Хватит, — я выправила воротник рубашки из свитера, — Ливи, ты сама говорила: нюхать людей — неприлично.
— Сексом трахаться тоже неприлично, ну и что?
Трис закрыла Мареку уши руками:
— Не слушай эту глупую женщину, малыш.
— Тоже мне, специалистка по детям…
— Ливи!..
Я покачала головой. Хорошие они, весёлые; и пришли все утром в воскресенье, хотя я не звала и не просила, но Ливи, конечно, всё поняла.
— Не забалтывайся про артефакты, — Ливи материнским жестом поправила мне волосы, — спроси что-нибудь про него, мужчины это любят. Смотри ему в лицо, но не переигрывай. За еду пусть сам заплатит, он же приглашал. И понюхай! А то вдруг он воняет козлом, зачем тебе козёл, сама подумай?
— Совершенно ни к чему, — очень серьёзно подтвердила я. — Ты же знаешь, я не согласна ни на кого кроме Большого Волка. Я же сама тоже волчица, ррр.
— Балда, — отмахнулась Ливи.
Марек жизнерадостно агукнул и засунул палец Трис в нос.
— Мы узнали его сразу, — Ара кружится по комнате, её пальцы летают, выплетая защитные узоры. — Его запах будто становится тобой, и он теперь мой, а я — его. Это как… взрыв. Ох, Кесс!.. Мы гнались за ним через всё небо, и смотри-ка — догнали!
Она так счастлива, а я не могу обрадоваться: ведь это значит, что Ара уедет. Я не хочу, чтобы она уезжала. Ара такая ужасно взрослая, а я совсем, совсем не умею без неё.
— Красивый? — ревниво спрашиваю я.
— Да какая разница? Полуночь сплела нам одну дорогу. Будь он хоть одноглазным, он всё равно мой.
Она подмигивает заговорщически и смеётся:
— Но он хорош, Кесс! И я видела его тура, там такие рога… и туры, говорят, хозяйственные.
Я обнимаю её, утыкаюсь в неё носом, — передник пахнет теплом и травами, — а она снова смеётся.
Я знаю, что мама недовольна: они, мол, совсем ещё дети; это её вторая Охота; стоило бы подождать. Но Ара такая врослая, Ара такая упрямая, и Ара всегда знает, чего она хочет.
— Ну же, кнопка…
Я отпускаю её, и она укрывает себя плетениями. Накидывает полушубок, надевает сапоги, застёгивает на руке часы. Подмигивает мне:
— Маме не говори.
И она уходит. И она никогда не вернётся.
А я вырасту её бледной тенью.
— Готова?
Я оглядела себя в маленьком настольном зеркале. У меня нет ариных белых волос: так, мышиная коса, которую надо стричь покороче, чтобы не выглядела совсем уж бедно. Черты лица у меня грубее, губы тоньше, глаза блёклые.
Я не уродина, нет. Просто Ара была волшебная, а я — обычная.
Поэтому и поймала Ара тонконогую серну, а я, как язвительно заявил брат, «мохнатую крысу».
