I
Кит плывет
Антия Корр вин Фалан, королева Таллерии, проснулась от того, что спальню наполнил тихий тонкий звук, похожий на тот, который приходит с неба в безмолвные осенние дни и предвещает скорый снег.
Она села в постели, слепо дотронулась пальцами до лица. Звук угас. Кругом царила теплая летняя ночь: в дворцовом саду пищала какая-то птаха, маленькая лампа на столе озаряла спальню золотым светом – Антия не любила просыпаться в темноте. Надо же, когда-то эти комнаты – серебристо-жемчужные, обставленные дорогой мебелью в восточном духе, с причудливой инкрустацией и плавными завитками – принадлежали ее матери, а теперь Антия занимает их по праву владычицы. Она вернулась домой и забрала свое – себе.
В груди возникло странное чувство, похожее на тревогу. Антия выскользнула из-под одеяла, набросила на плечи легкий халат с вышитыми журавлями, подошла к окну – парк был пуст, дворец спал. Откуда тогда взялось это ощущение, словно кто-то окликнул ее издалека?
Шевельнулись листья каштана – птичка перепорхнула с ветки на ветку, разразилась новыми трелями. Незачем стоять у окна и таращиться во тьму, лучше вернуться в постель и попробовать уснуть.
Завтра у Антии большой и долгий день. Завтра в столице соберутся представители всех стран – принесут традиционную дань благодарности и уважения Таллерии, которая отправляет своих дев к Великому Киту – и Эдвиг Данвигонский тоже приедет, привезет дары своей родины, жемчуг и серебро, а советники начнут убеждать королеву не тратить время даром и объявить о помолвке. Раньше Антия отговаривалась тем, что еще не достигла совершеннолетия и о свадьбе думать пока рано, но весной ей исполнилось восемнадцать, и оправдания кончились.
– Короли не заключают браки по любви, – говорил Лефер, верховный жрец Ауйле. – Ваш семейный союз объединит Таллерию и Данвигон, и мы перестанем волноваться по поводу того, что чарнский принц бряцает оружием возле наших границ. Данвигон принесет вам своих драконов, это утихомирит Чарн. Навсегда.
Он делал паузу и добавлял:
– Антия, все видят, что вы достойная наследница своего отца. При вас Таллерия расцветает, так позвольте ей и дальше расти и крепнуть. Я понимаю, что вы его не любите, и в вашем юном возрасте это имеет значение. Но вы, к сожалению, не принадлежите себе. И хорошо, что понимаете это.
Антия соглашалась с ним. Да, королева должна думать о мире для своего народа, а не о собственном душевном комфорте. Да, Эдвиг Данвигонский – неплохой молодой человек: светловолос, умен, добр, много читает. Они встречались несколько раз, и их общение оставило самое приятное впечатление: Эдвиг обладал удивительной деликатностью, которая сочеталась с внутренней силой и твердостью характера. Он, правда, охромел после несчастного случая на охоте, но Антия понимала, что это пустяки, если смотреть на них с государственной точки зрения. Короли и королевы не обращают внимания на костыли своих супругов, они интересуются только выгодами для государства, и брак с Эдвигом был выгоден. Поэтому…
Звук повторился – торжественный и глубокий, он наполнил комнату, и Антия прижала руку к груди.
Нет. Невозможно.
Она открыла окно, надеясь, что воздух летней ночи, наполненный ароматами цветов, поможет ей опомниться. Но прикосновение ветра к щекам оказалось неожиданно холодным, и, словно наяву, она увидела хрусткую зимнюю ночь в недостижимых северных краях, колючие россыпи звезд над сверкающим черным мрамором пирамиды, занесенной снегом, и червоточины коридоров в ее глубине. Там, в непроницаемом мраке, что-то ждало.
То, что никогда не рождалось и не было сотворено, то, что не жило и не умирало.
То, что пугало ее почти до обморока.
Антия нашла в себе силы, чтобы прогнать видение и захлопнуть окно. Отшатнувшись в глубину комнаты, она почти без чувств опустилась в маленькое кресло, повторяя: «Нет, это невозможно, этого просто не может быть».
Звук, который разбудил ее, был зовом, но тот, кто стоял с другой стороны мира, не мог никого позвать.
– Ты же умер, – прошептала Антия так, словно владыка Ардион, сын Солнечного кормчего и хозяин Ашх-Анорна, мог ее услышать. – Ты же умер, тебя больше нет…
Когда-то заклинание Лефера соединило их – жрец был уверен, что если Антия сможет привести Ардиона в Таллерию, то у него хватит сил, чтобы остановить Великого Кита навсегда. Больше никаких землетрясений, никаких невинных девушек, которые спускаются в подземелья под пирамидой Ауйле – просто тихая жизнь на земле, что никогда не уйдет из-под ног. Антия помнила, как лопнула нитка, которая их связывала, когда Ардиона не стало, – тогда ей было больно и горько, и эти два года она жила, чувствуя горечь потери, нечастую, но прожигающую до глубины души.
Протянув руку, Антия взяла со стола серебряный колокольчик, позвонила. Тотчас же пришла служанка, энергичная и бодрая, несмотря на глубокую ночь. Приказав принести кофе, Антия придвинула к себе листок бумаги, взяла карандаш и написала:
«Верн, твой брат жив».
Нет. Невозможно.
Полное безумие.
Когда служанка принесла свежий кофе, Антия разорвала записку на клочки.
Солнце никогда еще не погружалось так глубоко.
Отец оставил свою ладью на краю снежного поля и к пирамидам шел пешком вместе с охранным отрядом. Ардиону казалось, что ему нужно было о чем-то подумать, и на какой-то миг у него даже промелькнула отчаянная надежда о помиловании. Может быть, его не казнят, а изгонят. Может быть, все не так страшно.
Нет.
То, что он еще жив, а не рассыпан жирным пеплом над болотами – уже помилование. Незачем рассчитывать на большее.
Пирамиды спали под звездным небом. Ветер скользил рядом с идущими, заметая следы. Ардион хотел было окликнуть Солнечного кормчего, заговорить с ним, но молчал. Молчание – золото: такое же, как узор доспехов великого божества.
Вместе с охранным отрядом и преступником-сыном отец вошел в пирамиду. Ардиону не было страшно – так, немного не по себе. Здесь царила непроглядная тьма, которую не могло развеять даже сияние доспехов Солнечного кормчего, и в этой тьме ему предстояло умереть и быть погребенным.
Он ненавидел мрак. Все в его душе сейчас восставало и хотело бороться, но Ардион знал, что борьба бесполезна. Охранники смотрели на него с нескрываемым страхом – понимали, что он может сопротивляться, и знали, что не смогут причинить ему вреда.
Зачем вообще Солнечный кормчий позвал их? В качестве почетного караула?
– Ты подвел меня, – равнодушно произнес отец, и тогда Ардион откликнулся:
– А ты меня простил.
Ему не было больно – чуть тоскливо, вот и все. Он понимал, что виноват, и знал, что уже ничего не сможет исправить. Демоница ушла в свой мир, а он так и не сумел остановить ее. Не глядя в лицо сына, Солнечный кормчий мягко провел ладонью по воздуху, как учитель, который стирает с доски написанное. Ардион хотел спросить, кто теперь займет его место владыки Ашх-Анорна, но не успел. Весь свет, который наполнял душу, и все солнечное величие, которое в нем заключалось, моментально иссякли. Последним, что он почувствовал, был удар – он рухнул на мрамор пола, как отброшенная марионетка.
