– Вот он. – Голос Ардиона был неожиданно теплым и искренним. Он дотронулся до щеки Оракула, и листья в древесной короне зашелестели с призывной радостью, словно приглашали говорить. «А если его найдут гривлы?» – испуганно подумала Антия, и каменные губы шевельнулись.
– Они не найдут, дитя. Не бойся.
Казалось, голос такой громады должен грохотать на весь мир – но он звучал тихо, летя мягко над травами. С такой теплой нежностью мог бы говорить отец, к которому наконец-то вернулся потерянный ребенок. Зендивен испуганно зашелестел крыльями, прижав ручки к груди и склонив голову. Оракул улыбнулся, и с одной из рябин сорвалась ягода.
– И ты не бойся, дитя. Ты истинный правитель своего народа, и однажды он воскреснет к жизни новой и беспечальной во всех краях, от Дохлого моря до скал Нанзун. Знай, что так и будет.
Принц альвини склонил голову еще ниже, почти свернувшись в сверкающую горошину.
– Благодарю, Оракул, – чуть слышно ответил он. – Это больше, чем я могу мечтать.
– Ты знаешь, что сюда пришли гривлы? – спросил Ардион. – Они убили Солнечного кормчего.
– Знаю, дитя, – отозвался Оракул, и в его голосе прозвучало искреннее сочувствие и сожаление. – Они выскользнули с изнанки мира, из тех глубин, куда не достигает свет Ауйле, великого и милосердного. Их мощь безгранична, ты и сам ее видел. Но ты – осколок Солнечного кормчего, в тебе его сила и наследие. Подними ладью отца и пойди его путем, пусть солнце вновь появится над нами. Соедини оба мира, это изгонит гривлов навсегда. Когда два мира сольются в один, то гривлы отправятся обратно, на изнанку вселенной, и останутся там навсегда. Они не смогут оттуда выйти даже в конце времен.
Веки Оракула были сомкнуты, но Антия готова была поклясться, что сейчас он смотрит прямо на нее – и от этого взгляда ей сделалось светло и очень легко. Казалось, она готова была воспарить над травой.
– Солнечная кровь и королевское серебро соединяют и исцеляют миры, – промолвил Оракул. – Ты это знаешь, дитя. Ты король, и она королева, в вас обоих спасение для ваших миров. Подними ладью и отправляйся в путь.
Громадная голова вдруг содрогнулась, и с рябиновой ветви сорвалась крупная гроздь. В следующий миг Оракула уже не было – Антия услышала знакомое прерывистое щелканье и, обернувшись, увидела гривлов.
Их было трое – двое держались чуть в стороне, а еще один, громадного роста и с четырьмя жгутами вместо трех, которые поддерживали шишковатую голову с порослью красных волос, шагнул вперед. В его руке лежало копье – ледяной иззубренный наконечник наполнял мертвенно-синий свет, и Антия поняла, что именно убило Солнечного кормчего. Бросок этой громадины размером с корабельную сосну, которую гривл так легко, так играючи держал в руке.
Зендивен издал тоскливое щебетание. Полупрозрачные пальцы впились в рукав Ардиона так, что потемнели от напряжения. В тот же миг Ардион рванул Антию к себе, и, заваливаясь вместе с ним в пестрый круговорот прохода в пространстве, она увидела, как гривл бросил копье.
В колени и руки ткнулось что-то деревянное. Антия жадно вдохнула воздух, пронизанный горьким запахом болотных трав и шумом бесчисленных ручьев, и в ту же минуту Зендивен заверещал от ужаса. Качнувшись, Антия завалилась на бок, на темный паркет, и увидела, как Ардион рухнул рядом, обливаясь кровью.
Копье, брошенное гривлом, не пронзило его, как Солнечного кормчего – просто зацепило, пройдясь по правому плечу, но этого хватило, чтобы сейчас Ардион обмяк на полу и его взгляд наполнился смертной мутью. Антия бросилась к нему, быстро огляделась, пытаясь понять, куда их занесло: они были в маленькой гостиной, обставленной с тем уютом, который свойственен домам в деревне – много дерева, камин, обложенный темно-серым камнем, пыльно-голубые подушки на диване. Дом наполняли шумы, слышные только в той тишине, которая возникает, когда хозяин уходит надолго: мерный стук дождя по подоконнику, гул ветра за окном, шелест деревьев, которые стояли вокруг дома мрачной стеной, далекий скрип половиц.
Антии подумалось, что это настоящий дом Ардиона на болотах и он вернулся сюда, чтобы умереть. Лицо владыки посерело, от раны, что легла через ключицу, поднимался грязный смрадный дым, от шеи на правую щеку поползла черная паутина, и в этом была очень жестокая ирония – когда-то он лишил брата руки, а теперь может потерять ее сам. Антия покосилась в сторону дивана – нет, туда она раненого не дотянет, и Зендивен захлопал в ладоши и сориентировался:
– Так-так, это же болота Аш-Таиш! Оставь его! Идем!
Рванувшись к дивану, Антия сдернула подушку, подложила под голову раненого – принц альвини нетерпеливо потянул ее к дверям, приговаривая:
– Это болота Аш-Таиш! Набирай воду, любую, болотная вода целебна! Быстро набирай, ставь на огонь! А я займусь ягодами, травами и корнями!
Стряхнув его с руки, Антия бросилась в дом – не в горстях же ей кипятить воду! На маленькой кухоньке обнаружились и приготовленные дрова, и старый пузатый чайник. Схватив его, Антия побежала за нетерпеливо приплясывающим в воздухе Зендивеном, отчаянно молясь лишь о том, чтобы Ардион выжил.
Если он умрет в своем уютном доме на болотах, то обоим мирам останется только ждать общего конца – и конец этот наступит очень скоро.
На улице шел дождь – вроде бы несильный, но холодный. Махнув рукой в сторону покосившегося колодца, Зендивен растаял в туманной дымке, которая лениво ползла из-за темной стены деревьев. Справившись со старым воротом, Антия достала ледяной воды, наполнила чайник, торопливо расплескивая, и кинулась обратно в дом. Когда она развела огонь в плите и поставила чайник, то Ардион едва слышно застонал. Антия торопливо подошла к нему, присела рядом; от раны поднималась такая вонь, словно Ардион гнил заживо. С трудом сумев повернуть Ардиона, Антия сняла с него сюртук и рванула рубашку, открывая рану: по черно-красному следу, проложенному копьем гривла, пробегали огоньки – магия, которая наполняла владыку Ашх-Анорна, пыталась исцелить его.
– Махивари, – вдруг отчетливо произнес Ардион. Его глаза были закрыты, черная паутина расползлась по щеке и перетекла на висок. – Махивари, подожди.
Это было имя, и женское. Антия почему-то поежилась. От голоса Ардиона веяло старой печалью – когда-то Махивари ушла, и сейчас, когда от его обугленной плоти поднимался дым, он спешил за ней и хотел наконец-то догнать, остановить, удержать. Антия словно прикоснулась к чужой тайне, и от этого прикосновения ее наполнило грустью.
– Я здесь, – негромко сказала она и дотронулась до потемневшей щеки: черная паутина тотчас же заставила пальцы онеметь, но Антия не убрала руку. – Я здесь, все хорошо.
Еще один огонек пробежал по ране, и она отметила, что вонь вроде бы развеивается. В приоткрытую дверь впорхнул Зендивен, с трудом волоча целую охапку ярко-зеленых листков, чистых белых корешков и гроздь ягод на тонком стебельке.
– Махивари, – повторил Ардион и улыбнулся. Зендивен сгрузил добычу на стол и распорядился:
