«Чишка», должно быть, было сокращением от «человечишки». Антия содрогнулась от брезгливого презрения, густо смешанного с ненавистью. Послышался еще один всхлип, и голос другого гривла произнес с причмокиванием:
– Кто там? Чую жар. Чую смерть.
На мгновение Антии показалось, что она окаменела. Какая-то часть ее разума захлебывалась в истерическом вопле: «Бегите! Спасайтесь! Учуяли! Поймали!» Ардион прислонился к бочкам, прикрыл глаза, и вокруг его пальцев начали закручиваться золотые смерчи. Но та часть Антии, которая оставалась на удивление спокойной и равнодушной, нетерпеливо махнула ему рукой, приказывая замереть и не делать лишних движений.
Ей надо было действовать, и чем скорее, тем лучше. Торопливо подхватив и повязав фартук, который болтался на крючке, Антия вынырнула из подсобки в зал.
Троица гривлов стояла возле стойки. Покачивалась. От них несло пивом и мерзким духом гнилой рыбы. Пьяница, которого они осушили, свалился со скамьи на пол, от него разлилась лужа мочи, и Антия ощутила искреннюю жалость и боль.
Мертв? Наверное…
– Я тут, добрые господа, судомойка, – пролепетала она таким слабым голосом, каким прислуге положено говорить с хозяевами. Отчаянная надежда придавала ей сил, хотя страх был таким, что ноги подкашивались. – Ваша правда, приболела, а он, – Антия мотнула головой в сторону бармена, который стал уже не бледным, а каким-то серым, – отпустить меня не хочет. Говорю: дай хоть денек отлежаться, чтобы жар-то спал! Нет, говорит, выходи работать, лентяйка. Ну вот я и работаю, посуду вот домыла.
«Жар и смерть, – подумала она. – Я больна, у меня жар. Я – иномирянка, болезнь и гибель для Ашх-Анорна». Хотелось надеяться, что гривлы испугаются местной заразы и свалят отсюда поскорее и подальше. Маленькие глазки гривлов уставились на нее, и Антии почудилось прикосновение липких пальцев к лицу. Она стояла, опустив голову, старательно рассматривая грязные половицы и мысленно напевая старую детскую песенку: «Шла домой в лесу густом, тирли-та, тирли-да, вижу зайку под кустом, тирли-дирли-да…» Потом гривлы издали дружное скрежетание, один из них, видимо главный, махнул рукой, и они подались к выходу. Антия отважилась посмотреть им вслед: вот поднимаются по лестнице, вот вываливаются на улицу, вот разражаются свистящими трелями и щелканьем – должно быть, смеются.
Бармен рухнул на табурет почти без сил, устало провел ладонью по редким рыжеватым волосам. Из подсобки выглянул Ардион – золотые смерчи угасали возле его рук, и Антия отстраненно подумала: «Если бы он запустил это дымное золото в гривлов, то тут камня на камне бы не осталось».
– Ловко ты это придумала, – одобрил он, бросил взгляд на лежащего пьяницу и вздохнул. Бармен шмыгнул носом, указал на две тусклые золотые монеты на стойке и сказал:
– Вот столько стоит высушенный человек. Чишка – так они нас называют.
Значит, ее догадка о «человечишке» была верна. Ардион брезгливо придвинул к себе монетку кончиком пальца – Антия увидела небрежно отчеканенную жабу.
– Ладья моего отца по-прежнему в холмах? – спросил Ардион. Бармен кивнул.
– Да. Я не слышал, чтобы ее находили. Гривлы заплатили бы тысячу раз по столько, если бы им ее показали. Они ненавидят все, что связано с Солнечным кормчим.
«Почему же ты не расскажешь, где ладья? Смог бы хорошо заработать», – подумала Антия. После вчерашней истории с Файзуном она везде и во всех подозревала предателей и предательство. Ардион посмотрел на бармена с нескрываемым теплом и спросил:
– Ты все еще не хочешь летать?
Бармен печально улыбнулся. Его волосы на мгновение налились солнечным светом и погасли. Антия удивилась: неужели этот человек, полный тоски и внутренней обреченности, какой-то родственник Ардиона?
– Не хочу, – с тихим отчаянием признался он. – Мне страшно.
Ардион ободряюще погладил его по плечу. Улыбка бармена стала мягче.
– А вот вы должны взлететь, – сказал он с искренней надеждой. – Пусть солнце снова поднимется над нами.
Когда они вышли из погребка и побрели вниз по улице, Ардион после недолгого молчания все-таки снизошел до объяснения:
– Это, скажем так, моя родня. Когда-то много лет назад один из сыновей Солнечного кормчего приютил маленького бродяжку. Пожалел. Сказал, что теперь это его дитя.
– Вашему отцу, я полагаю, это не понравилось? – спросила Антия. Из-за угла вывернул мороженщик в белоснежном халате: пестрая тележка с намалеванным на боку мороженым была пуста, судя по легкости, с которой он ее катил.
– Помнишь череп в лесу? Вот все, что от него осталось. Я не знаю, почему отец не расправился с бродяжкой. Солнечный кормчий всегда был непредсказуем.
Зендивен тоскливо всхлипнул в кармане Антии. Все это время он сидел настолько тихо, что она успела забыть о нем. Шевельнулся клапан кармана, принц альвини высунулся на свежий воздух и прощебетал:
– Но приемный отец оставил в нем кусочек солнечного света! Крошечный осколочек! Я его почувствовал, а вот гривлы – нет. Слишком много человеческого!
Ардион устало посмотрел на принца, словно хотел посоветовать ему не болтать там, где в любой момент из-за угла могут появиться враги.
– Верно, – кивнул он. – Крошечный осколочек.
Вскоре дома остались позади, улица вывела их на широкие луга и побежала дорогой среди трав. Далеко впереди, почти у самого горизонта, лежали бурые холмы, похожие на курганы над могилами великих воинов: Антия видела такие в Таллерии. Издалека доносились музыка и смех – карнавал шел своей дорогой, невзирая на гривлов. Праздник должен быть всегда, даже если в небе больше нет солнца. Здесь, на лугах, тоска, которая окутывала Ашх-Анорн, сделалась еще серее и глубже. Среди ярких зеленых стеблей было много иссохших цветов, бессильно опустивших бутоны. Рядом с дорогой Антия увидела скелетик полевой мыши, и Зендивен издал печальный всхлип.
– Тяжко здесь, как же тяжко! – горестно простонал он. – Так давит…
Небо действительно давило на голову – Антия вдруг поняла, что едва переставляет ноги. Навалилась усталость, словно она весь день колола дрова или таскала камни на стройке. Все кругом вдруг сделалось грязным, зернистым, пахнущим пеплом. Все кругом было серым, тусклым, лишенным даже намека на жизнь. Последние зеленые травинки остались позади – теперь они шли среди бесплодной сухой пустыни, которая шелестела останками трав: мертвое воинство трепетало на ветру, вышептывало историю своего поражения.
Ардион осторожно поддержал под руку – прикосновение наполнило Антию теплом и придало сил. Дальше она шла уже бодрее. Даже Зендивен отважился выпорхнуть из ее кармана. Сделав несколько кругов над лугом, принц альвини вернулся, опустился на плечо Ардиона и сообщил:
– Страшно, страшно, здесь очень страшно! Почти как было ночью на болотах! Здесь полно призраков, и они голодны!
Антия поежилась. Не хватало им еще голодных призраков! Дорога почти привела их к холмам. Покосившись на своего спутника, который выглядел намного бодрее, чем в городе, Антия поинтересовалась:
