Очередное дерево, заросшее красными грибами, лежало поперек тропинки; он протянул руку, помогая Антии перелезть через трухлявую древесину, и она с каким-то сладким страхом подумала, что у него очень сильные пальцы. Сильные и теплые. Живые.
– Боюсь провалиться в бучило, – пробормотала Антия. Зендивен спустился к грибам, присматриваясь, и владыка посоветовал:
– Лучше их не есть. Если, конечно, не хочешь сперва дивных видений, а потом рвоты на три дня.
– Фу! – скривился принц альвини и тотчас же уточнил: – Видения и правда дивные? Насколько дивные?
Антия рассмеялась. Ардион пожал плечами:
– Прелестные альвинки стаями.
Зендивен задумчиво покружил над бревном, словно прикидывал, стоит ли стайка прелестных барышень трехдневных мучений и обезвоживания, и в итоге благоразумно решил не рисковать. Ардион пошел дальше по тропе, и Антия потянулась за ним.
– Пробовал такие грибы? – уточнила она. Ардион посмотрел на нее, словно на дитя, которое задает глупые вопросы, не понимая их глупости.
– Я похож на идиота?
– Иногда, – сказала Антия и тотчас же провалилась по щиколотку. Тропинка, которая несколько мгновений назад казалась такой надежной, вдруг превратилась в кашу, и Антия не могла нащупать твердого дна, как ни старалась. Ардион подхватил ее под руку, вытянул, поставил на сухую землю – Антия вздохнула и ответила:
– Спасибо.
– Будешь говорить глупости – провалишься по пояс, – пообещал Ардион и добавил: – Впрочем, это твое нормальное состояние. Как там твоя родная Тарелка процветает с такой владычицей?
Антия не ответила. В конце концов, сейчас она не была владычицей. Сейчас ей было не по себе, и она пыталась справиться с тем волнением, которое обняло ее и не хотело разжимать рук. И да, на заседаниях Государственного совета было намного проще. Там Антия могла заниматься делом и не думать о чувствах.
Дурацкие чувства. Дурацкое все.
– Ладно, на самом деле я думаю, что ты хорошая владычица, – признался Ардион. Прямо из-под его ног выпорхнула птаха и, сев на ветку, разразилась гневной птичьей руганью, Антия поежилась: у птицы было две головы, из сердито распахнутых клювиков выглядывали раздвоенные синие языки. – Плохая не пошла бы в другой мир, жертвуя собой. Тебя там, наверно, уже похоронили.
– Как и тебя, – заметила Антия. – Но мы вот вернулись.
– Вернулись. – Ардион нагнулся, сорвал робкую ромашку на тонком стебельке и протянул Антии: та приняла цветок, и в груди шевельнулось что-то, похожее на испуг. – Скучаешь по мужу?
«Эдвиг», – подумала Антия. Эдвиг сейчас собирал все, что можно было спасти, и надеялся, что его венценосная супруга все-таки сумеет вернуться. Он был хорошим, очень хорошим, и стыд Антии сделался еще злее и глубже.
Эдвиг, как никто, был достоин любви. А она его не любила и не могла приказать себе полюбить. Кажется, она вообще ничего не могла – просто держала эту ромашку, шла по тропинке следом за Ардионом, и в груди поднималось что-то очень сильное, властное. Что-то, чего она не знала, но ждала давным-давно.
– Я о нем вспоминаю, – уклончиво ответила Антия. – Он хороший человек.
– За что же его Ауйле так наказал, что он на тебе женился? – съязвил Ардион, и Антия не выдержала: остановилась и сказала:
– Я знаю, почему ты меня постоянно поддеваешь.
Зендивен устроился на ближайшей ветке, словно зритель перед спектаклем – только что ладошки не потирал в предвкушении захватывающего зрелища. Ардион обернулся – в его глазах плыли веселые искры, он с трудом сдерживал улыбку.
– Надо же! И почему?
– Потому что я тебе нравлюсь, – выпалила Антия. К щекам прилила кровь, лицу сделалось жарко, и она добавила, стараясь выплеснуть все, что скопилось за эти дни в ее душе и сейчас начало закипать: – И ты все это время усердно сражаешься со своими чувствами. Это как в школе, Ардион. Если мальчишка дергает девочку за косички, то это значит только одно.
Она осеклась, слова оборвались и скомкались, все вдруг закружилось и полетело куда-то в сторону, и на какое-то мгновение Антии показалось, что тучи расступились, выпуская солнце. «Я… нет», – только и смогла подумать она – от Ардиона пахло травой, высушенной солнцем, сосновой смолой, болотными ягодами и дымом далекого костра, и он целовал Антию так, словно мир разрушался за ними, и этот поцелуй был последним, что они могли сделать перед концом света.
Оба их мира падали в пропасть вместе с ладьей Солнечного кормчего, и они могли удержаться от падения только так. Антии хотелось плакать, и смеяться, и кричать.
– Постарайся выжить, – негромко произнес Ардион, отстранившись и подчеркнуто аккуратно поправляя прядку волос на ее виске. – А там… там будет видно.
Постепенно болота остались в стороне. Теперь кругом был сосновый лес, и Ардиону хотелось снова превратиться в сипуху и покружить над ним. Серое гниение еще не достигло этих мест – лес был живым, он дышал и рос, и каждое его движение: потрескивание ветвей, голоса птиц, шаги животных, шелест трав – твердо говорило, что гривлам не победить.
«Хотелось бы верить», – подумал Ардион. Золотисто-бурый слой сосновых иголок мягко пружинил под ногами, и он невольно вспомнил, как в детстве они с Верном убегали сюда и гонялись друг за другом, хохотали, придумывали какие-то смешные игры. Тогда Ардион жестоко высмеял бы того, кто сказал бы, что однажды он своими руками изувечит брата и вышвырнет его за пределы мира. А то и по физиономии прошелся бы, чтоб навсегда отбить желание говорить гадости.
Они слишком поздно поняли, что их настоящий враг плывет в своей ладье над миром, и его взгляд полон равнодушия. Входя в пирамиду на севере, свой склеп, Ардион наконец-то осознал, что любовь нельзя купить, заслужить, выменять или вытребовать. Она либо есть, либо ее нет – и не стоит разбивать себе лоб, пытаясь ее добиться.
Антия шла за ним, не говоря ни слова. Ее губы по-прежнему пахли зеленым яблоком, и в какой-то момент Ардион даже начал злиться. Милая привлекательная девушка, почему бы ее не поцеловать? Для этого нужно какое-то особое разрешение? И она замерла в его руках, словно пойманная птичка, которая отдалась на милость охотника: делай со мной все что хочешь, только не причиняй боли – и ее сердце колотилось быстро-быстро, а серебряный звон в ушах становился все громче, и от Антии веяло нежностью и печалью.
– Признаться, я боюсь, – сказал он, когда тропинка сделалась шире и до дома Лантан-ин-Мана осталось примерно полчаса пути. Среди сосновых стволов порхали золотистые бабочки, которые приносили волшебнику лесные новости – часть отделилась от стайки и полетела доложить о том, что через лес идут путники. Антия, которая все это время угрюмо сопела за спиной, мрачно осведомилась:
– Чего именно?
