Просто часть леса. Часть мира.
– Здорово! – закричала Антия. Она почти сорвала голос – она хохотала и вопила, выплескивая радость полета, и лес радовался вместе с ней. Лес открывал ей объятия, словно потерянному ребенку, который наконец-то вернулся, и теперь она была по-настоящему счастлива.
«Мы скоро умрем, – с невероятной ясностью понял Ардион, но это понимание не принесло ему ни печали, ни боли. – Но это не конец. Совсем не конец».
Их с Верном убежище, домик на сосне, который они построили в детстве, совсем не изменилось – сосна выплыла из тьмы, и Ардион осторожно опустил Антию на порог. Какое-то время она сидела, не шевелясь – пыталась успокоиться и прийти в себя. Ардион сделал круг над лесом, словно желал ему спокойной ночи, приземлился рядом с Антией и, приняв человеческий облик, протянул ей руку.
– Мы любили играть здесь в детстве, – сказал он. – Прилетали сюда, коротали время за историями.
Антия кивнула, и Ардион провел ее в дом. Здесь все осталось таким же, как много лет назад, – казалось, филин и сипуха только что сорвались с порога и улетели к другим делам и затеям. Ардион похлопал в ладоши, и маленькая лампа, которая всегда стояла на аккуратном столе возле одного из круглых окон, зажглась, озаряя дом теплым желтым светом.
Когда-то они с Верном придумали свое общее заклинание на этой лампе. Подхватили лучи ее света, в четыре руки соткали золотое перышко и отправили в окно. Ветер подхватил его, унес, и Верн тогда закричал: «Мы смогли! Мы запустили свое солнце!»
– Наше гнездо. – Ардиону вдруг подумалось, что он еще сможет увидеть брата. Что филин с железным крылом встретит его и протянет руку – тогда они смогут забыть обо всем, что случилось, и простить друг друга. – Так мы его называли. Проходи, садись.
Дом был обставлен так, чтобы в нем можно было провести несколько дней со всеми удобствами. Осторожно, стараясь ничего не сломать, Антия прошла к диванчику, небрежно застеленному клетчатым одеялом, села и сказала:
– Тут очень уютно.
Ардион кивнул. Сколько же лет прошло – одеяло должно было сгнить, по полу и окнам давно полз бы мох, а лампа рассыпалась. Но огонь продолжал гореть, на стенах по-прежнему были его рисунки, и каждая дощечка, каждая ветка, каждая вещь здесь жила и была наполнена любовью и надеждой.
– Мы сюда прилетали, когда шел дождь. – Ардион выдвинул ящик стола и увидел стопку бумаги и свои карандаши. Он вынул листки – удивительно, они даже не пожелтели! – и взялся за нож: на пол упала белая стружка, заострившийся грифель готовился заскользить по бумаге, и Ардион с улыбкой подумал, что сегодня Антия не попытается его зарезать. – Верн всегда садился там, где сейчас сидишь ты. Брал какую-нибудь книгу о приключениях, читал вслух, а я рисовал.
Антия смотрела на него так, словно он никогда не охотился на нее. Ардион опустился на табурет – кажется, все здесь хранило тепло прошлых лет, кажется, он сам, настоящий он, все это время не покидал этого места. Карандаш двинулся по бумаге: невыносимая иномирянка замерла, и он невольно представил, как королева позировала для какого-нибудь официального портрета, которые вешают в учреждениях.
А сейчас королевы не было. Была лишь совсем юная девушка, которая наконец-то ничего не боялась. И он сам тоже был.
– Каково тебе было править? – поинтересовался Ардион. – Тебе ведь было всего шестнадцать, когда ты стала королевой, верно?
Антия кивнула.
– Сложно, – призналась она. – Честно говоря, очень сложно. Знаешь, мой дядя Бриннен всегда говорил, что это важно – слушать тех, кто знает лучше и больше, вот я и слушала.
– У тебя были хорошие советники? Мой брат?
– Да. Прежний король угрожал мне сюрпризами, в какой-то момент чуть не началась война с Чарном. Им не нравилась соплячка на троне, и они решили восстановить в правах прежнего государя. – Антия нахмурилась, сжала руки в замок и разжала.
Ардион улыбнулся:
– Ну ты показала им, чего стоишь. Я не сомневаюсь.
Конечно, она удержала то, что получила. Девушка, которая отправилась в другой мир, не упустила бы того, что принадлежало ей по праву. Ардион внезапно понял, что гордится ею.
– Да. Верн тогда очень помог. Теперь у нас с Чарном худой мир вместо доброй ссоры… правда, сейчас там все лежит в руинах. Нас всех объединила катастрофа.
Она вздохнула – юная королева, которая готова была отдать свою жизнь ради остальных. Когда-нибудь ее обязательно будут называть спасительницей мира… и у нее красивые глаза. Очень красивые, глубокие, бархатные, словно у молодого оленя. Наверное, взгляд Ардиона изменился, потому что Антия пристально посмотрела на него и спросила:
– Что-то не так?
– Все в порядке, просто не хмурься.
Она кивнула, и морщинка на ее переносице расслабилась. Они все еще были живы, они сидели в старом домишке на дереве, убежище двух молодых сов, и Ардион подумал, что впустил Антию в свою душу гораздо глубже, чем собирался.
Про это место никто не знал. А она теперь знала. Ему вдруг представилась россыпь бесчисленных дорог, которые привели их сюда через разные миры – карандаш двигался по бумаге, и нарисованный взгляд становился настоящим. Девушка на листке смотрела на художника и улыбалась.
Возможно, все, что от них останется, – этот домик на дереве и рисунок. За круглым окном сгустилась тьма, и мир словно застыл. Там, за стенами домика, больше ничего не было. Не плыл Великий Кит в другом мире, не бесновались гривлы, осушая людей и перекраивая Ашх-Анорн по своему вкусу, – остался лишь только домик, который два брата когда-то построили для игр, они с Антией и то, что сейчас росло и крепло между ними.
– Мне понравилось летать, – призналась Антия. – Когда Верн меня уносил от пирамиды, я тоже кричала… но тогда мне было так страшно, что я себя не помнила. А сегодня это было удивительно. Настоящее чудо.
Да, Ардион отлично помнил тот день. Срезанная верхушка пирамиды, каменеющие демоницы, которые падали, чтобы пополнить его армию, и филин с железным крылом, который уносил в когтях извивающуюся и орущую девчонку. Он бросился в погоню и удивленно обнаружил, что в груди пробудилась боль. Заныло, задергало, словно там был крючок, который тянул его за братом и этой девушкой.
Тогда он решил отодвинуть в сторону лишние размышления. У него был долг, который требовалось исполнять, – и он исполнял, и это привело его в пирамиду на севере.
Ардион нанес на бумагу последний штрих – нарисованная Антия смотрела ему в лицо, и ее взгляд проникал туда, куда он сам не отваживался заглядывать. Он протянул рисунок – она взяла его, улыбнулась и с искренним смущением сказала:
– Меня никогда так красиво не рисовали.
– А часто рисовали? – поинтересовался Ардион.
Антия пожала плечами.
– Пару раз в детстве. Я никак не могла усидеть на месте, мне было скучно. И после коронации. – Она поднялась с дивана, аккуратно прикрепила рисунок на один из гвоздиков, которые Ардион когда-то во множестве вбил в стены как раз для своих работ, и вдруг заметила: – Странно. Это очень странно.
