У нас организовывались небольшие группы добровольцев, которые ходили туда и утаскивали брошенное при отступлении полезное имущество. Попадались даже полковые пушки и минометы. Я тоже раз вызвался, и нашей группе досталось довольно много винтовок и два ручных пулемета. Ну и разное добро в ящиках и мешках. Пришлось даже посылать людей обратно за лошадями и сбруей, а мы, ожидая транспорта, пока ночевали в брошенном хуторке. К следующему обеду прибыли две пароконные подводы, мы полезное погрузили и двинулись обратно.
Увы, в результате похода ротный вспомнил про мой карабин и приказал взять вместо него вырученную винтовку. Вот, называется, достарался! Инициатива наказуема! Теперь таскай на горбу лишний килограмм нагрузки! Хотя ворчал я больше для порядка. Даже если бы не пошел и не ходил по дороге отступления, отправился бы кто-то другой и винтовку эту принес. Так что пару месяцев пофорсил с карабином – и хватит, горб отдохнул…
Год шел к концу, уже было достаточно холодно и снежно. Бои на нашем участке пока затихли, но вроде как это должно быть ненадолго. Зимой должно начаться наше контрнаступление. Значит, и нас это ждет, хотя дивизия в результате всех минувших бед явно требовала пополнения и довооружения. На нашу роту приходилось шестьдесят с небольшим человек, в третьей роте было что-то около сорока пяти. В пулеметной роте не знаю, сколько точно, но «максимов» у них всего пять. Как и ручных пулеметов в нашей роте. Ротный миномет один на весь батальон, и то его только сейчас спасли из нейтральной полосы.
Я читал в свое время про него, что он был снят и у нас, и у немцев с вооружения из-за слабости действия. Возможно, что и слаб, но пришлось пару раз полежать под их огнем при неудачных атаках – ой как нехорошо оказалось. Пулеметы прижимают огнем, а дальше работают эти крошки. Эдак неспешно начинают с какого-то фланга и долбят вдоль цепи. Когда лежишь в воронке, то близкие взрывы тебя не достают, но поневоле думаешь, что будет, когда эта мина свалится к тебе в воронку. Видел и это воочию – слившийся с взрывом крик и затем куски тела, полетевшие вверх. Прощай, Василий, вечная тебе память…
За это время я прошел много, считай, от Днепра будет километров с триста, а то и побольше, но вот приблизился ли я хоть чуть-чуть к Наташе? Сколько километров или месяцев (про годы и думать не хочу) осталось до встречи с ней? «Ответ знает только ветер», – мне так отвечал батя, когда я спрашивал у него что-то такое несусветное. Вот и сейчас я получаю тот же ответ…
Дивизию вскоре с передовой убрали, и мы попали в резерв, где и пребывали почти до Нового года. Пополнить – тоже пополнили. В тыл мы уходили с шестью оставшимися в отделении, а сейчас стало десять. Есть куда еще расти, но уже лучше прежнего. И нам, рядовым бойцам, легче – реже в наряд попадаешь. Так что мы отдохнули, отъелись, отогрелись, а затем пришла пора наступать.
Слухи поползли ближе к середине месяца, что вот и нам скоро, а не только под Москвой или под Ростовом, вперед идти. И политрук провел политзанятие о том, что нас ждут Курск и Белгород и пора освободить эти города от фашистских захватчиков. 28 декабря все и началось. Но наступление получилось какое-то непонятное, если не сказать больше. Авиации своей мы практически не видели (собственно, к этому можно было уже привыкнуть, но надо бы к наступлению что-то показать), нашу артиллерию пополнение явно обошло – даже в первый день гром ее на слух был жидковат. Оттого и продвижение пошло медленно и тяжело. Выходившие из боя раненые говорили, что немцы за это время хорошо врылись в землю. Сидят они в хорошо укрепленных селах и на высотах, а промежутки между ними простреливают огнем, ну и из глубины работает артиллерия, особенно когда прижатые пулеметами цепи залягут. Наша же артиллерия ни их огонь подавить не может, ни разбить пулеметы в домах и на колокольнях.
Дивизию бросили в бой, но тоже как-то непонятно. То в атаку бросили отдельно наш полк, мы взяли хутор Зеленый и еще какую-то деревеньку. Потом нас обратно оттянули. Через некоторое время пошел в бой 59-й полк
[14], но неудачно. Его отвели назад, на место полка стали мы и атаковали – с тем же результатом. Хорошо, что зимний день короток, и до темноты мы не все померзли в поле. Хотя еще часа два, и явно бы обморозился – перекрестный огонь слева и справа такой, что головы не поднять. Очереди пулеметов идут настолько низко, что кажется, будто волосы от пролетающих пуль шевелятся. Это, конечно, нервное, но именно так ощущалось, хотя понятно, что неправильно. Спасибо еще, что минометы немецкие молчали, а то был бы всем со святыми упокой.
А через день это село взяли, и не грудью, а обходом, с другой стороны. Потом снова нас выдернули. К Новому году мы, наверное, километров на десять продвинулись и заняли вряд ли больше шести сел и хуторов, если судить по рассказам. В Новый год тоже наступали. Впрочем, народ к этому празднику особо ничего не питал. Это в наши дни люди оба новогодних праздника отмечают, а с тех пор, как устроили такие вот зимние каникулы для всех, так и вообще не знаю, как просыхают после окончания загула. В это же время о нем и говорили мало. Обычно в таком стиле: «Вот год кончается, что нас в следующем ждет?»
В первый день нового года мы опять ходили в атаку и брали село Марьино. Правда, безуспешно, но подошли достаточно близко. Придали батальону две полковые пушки, потому дело пошло чуть веселее. Вот в Марьино немцы сидели до упора и ушли только через три дня. Наш полк обратно вернули в резерв, а я ходил в санчасть личико обрабатывать. Как раз подъехал санный обоз с ранеными, и пока ими медики занимались, мы успели переброситься словами с теми, кто в сознании был. Оказалось, немцы держались упорно, хоть обходили их с обоих флангов, и ушли уже только тогда, когда стало совсем невмоготу.
Что со мной было? Да невовремя из воронки высунулся. Мне близкая очередь вогнала замерзший кусок земли в правую бровь. Мозги не пострадали, но крови было изрядно. Тогда я думал, что надо будет, когда вернусь домой, отращивать брови покустистее, чтобы красоту шрам не портил. Или само хорошо затянется? Иногда раны на лице бывают весьма и весьма, а глядишь, ходит парень после них, как и был, а шрамик нужно специально высматривать: где же он тут находится?
Потом нас таки окончательно вывели в первую линию, и мы несколько раз пытались взять три деревеньки. Взяли только одну. Вроде как все силы были направлены на Обоянь, в нее даже ворвались и частью заняли. Немцы подтянули резервы и остановили наступавших. А потом перешли к отжиманию нас обратно, и это у них получилось. Продвинулись мы недалеко, километров на двадцать, наверное, и отходить пришлось тоже не так сильно. Вернулись на позиции, что и были до наступления.
В конце января была вторая попытка наступления, результата снова почти что не было. Такое вот неброское и неудачное наступление получилось. Хотя в местах с очень знакомыми названиями – Обоянь, Прохоровка, Курск. Да, в следующем году… А кто вспомнит села Бобрышево, Пселец или Нагольное? Или хуторок Черниково? Два раза в него врывались, и только после вечернего удержали. Дворы хоть и деревянные, но попробуй взять. В стенах сараев и домов пропилены амбразуры, вокруг – снежные валы, да еще облитые водой, которая замерзла. Хорошо хоть, под снегом утонули минные поля, потому падаешь на него и не боишься подорваться. Колючку немцы частично из-под снега поднять смогли, ну а эти снежные заборы еще и не перескочишь. В узкие пропиленные амбразуры гранату черта с два закинешь… Дом близок, словно локоть, но не укусишь.
