…Удара немцы явно не ждали, и сразу пошло неплохо, хотя и с потерями. Но подъем был душевный, такой, что давно не ощущал, да он не только у меня чувствовался. Наш политрук роты попал под очередь пулемета, его вынести хотели, а он: дескать, не надо, вперед, прорвемся в центр, а я пока так полежу. Вернулись позднее – умер уже от ран. Может, если бы потащили к медикам, то и жив был бы, но ощутил он, что наша берет, и на себя махнул рукой – все для Победы! И жизнь свою – тоже.
Так что плохо у меня августовские бои отложились. Воспоминаний много, но как-то кусками, как лоскутное одеяло бабушкино, только одеяло-то бабушка сметала воедино, а у меня оно все никак не сойдется в целое.
Больше всего потерь было в первые четыре дня, когда отделение ополовинилось. Да и среди оставшихся многие просто не ушли к медикам. Командир отделения чем-то в голову получил, да так, что каска еле налезала на бинты. Трофим Мишков тоже уходить отказался, хотя ударили его штыком в бок. Вот это он зря делал, но на своем настоял, и рана так у него и зажила. А мы его перевязывали. Наши пулеметчики от близкого взрыва аж оглохли, но тоже остались в строю. На меня это долбаное дерево свалилось, потом фонарь под глазом в рукопашной, еще эта вот царапина на руке, которую получил от осколка, и поясницу ободрал обо что-то. Но, ей-ей, не помню, чем это меня – или в двухэтажном доме осколком гранаты, или когда я через забор перелезал… Да, мы не уходили, но вроде как у меня и раны, и все остальное не тяжелое, а силы они тоже пьют. Побежишь в обход, перепрыгнешь через забор, а приземлился – и больно станет той самой пострадавшей пояснице, да и другим местам тоже.
Вроде как и недалеко прошли, но вот высотки, что над Чижовкой нависают, и уже мы на них. А до берега – ну, наверное, с полкилометра будет. Только они нам дорого дались. Приходило и пополнение, и в нем были тоже потери. В первоначальном составе полным-полно было вологодских, еще и архангелогородцы, а также из Коми. С пополнением приходили ребята из госпиталей и почти местные – из Липецка и Тамбова. А Саша Горюнов, что стал вторым номером вместо тяжелораненого Клима, был из Саратова, весной ему девятнадцать стукнуло, но он не усидел дома, хотя у него бронь от железной дороги. Вот и пошел на фронт. А вот где он погиб? У строительного института или дальше? Нет, точно под строительным.
Что еще интересное было? Подводная переправа! Как я по штурмовому мостику бегал, я уже говорил. Были и паромы на тросе. А вот как немцев чуток отдвинули от реки, то сделали подводную переправу. Река Воронеж не сильно чтобы и глубокая, потому кто-то додумался устроить как бы подводную дамбу. Только она до поверхности не доходила, а где-то на полметра или чуть меньше была ниже уровня воды. Саперы и другие собирали кирпич, обломки бетона и прочее и укладывали под водой. Стройматериала в разбитых домах левого берега и на заводах хватало. Вот и получилась дорога, немцами не видимая, но пригодная. Хотя немцы переправу обстреливали постоянно. И артиллерия работала, и самолеты ее отыскивали. Что не попало в реку, то по берегам ложилось. Так что доставалось и резервам, и тем, кто дожидался переправы туда или оттуда, из-за речки. Днем, конечно, немцы не давали переправляться, потому все оживало ночью. И они тоже старались. Как мы их ни отодвигали, а обезопасить переправу от огня было никак.
Южнее моста с бугров немецкие зенитные автоматы работали (феерическое зрелище – поток их разноцветных трасс, что идет к мосту) и дивизионная артиллерия. И какие-то очень тяжелые пушки, про которые говорили, что они аж с двадцати километров бьют. И каждую ночь они били, сотрясая воду, землю и все остальное.
Кстати, насчет отсутствия болот рассказ был не совсем правдивым – они-таки были и сильно сужали возможность переправы, потому народ и жался ближе к этому мосту. Легче стало только в ноябре, когда мороз сковал реку льдом. С переправой тяжелых грузов сложности остались, но люди ходили уже без опаски. Ну, конечно, если не влезть в полынью от снаряда. Э, это я сильно ушел дальше от рассказа про август.
И вот за институтом мы застряли. Не помогали перетащенные на плацдарм полковые и противотанковые пушки, так как немцы приняли меры. Контратаки, огонь артиллерии, даже танки появлялись. Гул моторов я слышал, и снаряды от них рядом рвались, но разглядеть детали не мог. Может, это были танки, а может, самоходки, не разберешь. Да и какая мне разница? Бронеединица – и все. Нет, я читал про разные их варианты и про то, что часть из них вообще полностью брони не имела, но я ведь не противотанкист, чтобы выбирать, куда снаряд ей засадить. Моей винтовке ее все равно не взять.
Были ли у нас штурмовые группы? Только чисто тактически: взял сержант двоих бойцов и с этой группой пошел в обход слева. Всякие там подгруппы подавления и закрепления – не припоминаю такого.
Гранат мы для штурмов набирали по самое не могу, а если и трофейные попадались, так и их с превеликим удовольствием. Так что можно приравнять к штурмовикам: шли и, куда можно, гранаты кидали. Проведешь месяц на Чижовке, так легко научишься и просто кидать, и с затяжкою, чтобы немцу не дать возможность удрать или отбросить гранату. Правда, я затягивать с немецкими гранатами не решался. Мне еще черные копари говорили, что у немецких гранат может быть разный замедлитель, это у наших он всегда одинаков, если не бракованный. Да, так и было: и немецкие гранаты странно быстро взрывались. И наша РГД чуть меня не убила – взорвалась через секунду после броска. Хорошо, что я лицо спрятал за стену, оттого только в шок впал, представив, что было бы, если не убрался. Правда, немцы долго в состоянии этом побыть не дали.
Пищу на плацдарм доставляли два раза – с темнотой и перед рассветом. А днем уж так, пожуешь хлеб или сухари. Ну и то, что осталось где-то на огороде и в саду. Воду брали либо в уцелевшем колодце, либо делегат, весь увешанный фляжками, шел на берег реки. Поскольку немцы обстреливали, то, бывало, делегат черпал не очень хорошую воду.
В августе было и второе наступление. В первых числах сентября – еще одно.
Соседняя дивизия сильно постаралась и расширила плацдарм южнее нас, за дамбой, соединив его с нашим. Остальное уже на наступление не сильно похоже было. Немцы часто контратаковали, периодически выбивая нас из какого-то домика или двора, мы собирались и пытались восстановить положение.
В итоге города мы не взяли, только часть была отвоевана, и продвижение быстро сменилось медленным прогрызанием обороны немцев. Они тоже контратаковали, бывало, что и возвращали себе только что отбитый дом или участок улицы. Приходилось их выбивать оттуда снова, а оттого и на соседних улицах продвижение не шло. Почему? Да потому, что отбитый немцами дом оказывался у нас на фланге, и пулеметчик оттуда косоприцельным или фланговым огнем прижимал атакующих. Приходилось его оттуда выковыривать. Пока мы этим занимаемся, к немцам подошло подкрепление, и атака захлебывается уже не от этого флангового огня, а от огня в лоб. Сказал бы – Верден, только это будет не совсем правдой, ведь Верден был настоящей крепостью, да и уличные бои в нем не шли. Вот бои за домик паромщика или избушку лесника – это будет чуть ближе, потому как кто его знает, чей этот голубой домик, паромщика, пилорамщика или вообще известного самолетостроителя?
