Да, если опрометью рвануть вперед, на многое не обращая внимание (например, на фланги, на подвоз), а с азартом и ощущением победы лететь вперед, то можно и малость зарваться, что, собственно, и получилось. Но верно и то, что если бы не рвать вперед так беззаветно и не думая о себе, то немцы так бы не откатились. Раз после того теми же дивизиями СС удалось совершить удачный контрудар, на который хватило сил, то почему они галопом покинули Харьков, будучи еще в силе? А вот и потому, что они почувствовали угрозу окружения и смерти, и это ощущение надвигающейся смерти не дало им собраться с силами и устоять. Потому и очистили Харьков, несмотря на запрет отходить с самого верха, и ушли обладатели «тигров» от обходящей их пехоты на санях.
Да, сани. Это был наш козырь в данном зимнем наступлении. Были, конечно, и танки, и не так мало, но зима эта была весьма суровая и снежная. Снег завалил все пространство от Дона до Донца и регулярно сыпался из облаков на то, что осталось от трех армий оккупантов. Ну и нас, конечно, не обижал. Трещали морозы. Не такие, как зимой финской войны, но чувствительные. Солдаты Паулюса зимнее обмундирование получить не успели, хотя Волга уже замерзала, и лед реки брали не все корабли.
Поскольку до воронежской группировки дело дошло позже, то там так печально не было. Венгры вообще были вполне прилично одеты для настоящей зимы. Вот итальянцы, случайно забежавшие в нашу полосу с юга, выглядели прямо как для плаката: «Что бывает с завоевателями на Руси». Промерзшие, дрожащие, закутанные в кучу тряпок, совсем не похожие на солдат, а скорее на каких-то замерзших клоунов. Тьфу, мерзость безграничная. У них на сопротивление сил уже не было. Любопытно было бы спросить, отчего они настолько опустились, но я знал по-итальянски только два слова, «чао» и «бамбино». Остальные – не больше. Так что разговор не получился бы в обоих случаях.
Но я отвлекся. Так вот, по заваленным снегами областям, сквозь снежные заносы с трудом ползли тридцатьчетверки, а колесные машины больше стояли, чем ехали. Что могло двигаться вперед? Лыжники и сани. Поэтому наш полк и организовывал санные десанты, да и другие полки, думаю, не отставали. Откуда брались сани? Частично свой, полковой транспорт, частично трофейные, частично взятые у населения, а их хозяева были за возчиков.
Вот и вместо застревающей автоколонны и медленно идущей по глубокому снегу пехоты вперед выбрасывается несколько саней в одиночной и парной запряжке, сколько под этим селом их собрать удалось. На одни-двое саней ставится «максим», а если совсем хорошо, то и орудие полковое на полозьях бралось с собой. На реках – лед, на полях – снег, на дорогах – тоже, но подходит маленький санный отряд с фланга к селу и атакует его или начинает обстрел издалека. Нас ведь может быть и немного, а село – на несколько сот дворов. И кто знает, сколько сидит в нем немецких и венгерских тыловиков, остатков разбитых рот и прочей сволочи. Они ждут атаки с востока, откуда подходит дорога и громыхала артиллерия. И даже готовы обороняться – ну, хоть сколько-то. А тут неожиданность. Русские подходят не с востока, а с юга или с севера, да и, не приведи небеса, с запада – так тоже бывало. Ну и с востока явления русских никто не отменял. И что получается? Обходят, а то и окружают. А куда деваться? Если слишком поздно, побежишь по этим снежным полям, и будешь на белых полях яркой точкой-мишенью, которая силится убежать, а не может. Ну кто там может бойко и долго по глубокому снегу бегать без лыж?
Так что немцам показывается четкое указание: кто сильно задержится, тот рискует навсегда остаться здесь. А при таком форс-мажоре много чего бросается, и поджигать избы фойеркоманды не успевают. Тоже важное дело – не дать немцам пожечь село. Людям здесь еще жить, да и нашим подходящим войскам тоже не грех погреться и валенки высушить после трудного марша на запад. Не найдется дров, так хоть покатом на полу лягут и общим теплом согреются. Ветра в избе нет, значит, греться будет полегче.
…Впереди село Горшечное, и наш отряд (на семи санях мы, автоматчики, на восьмых – «максим») уходит влево, туда, где меж сугробов змеится вытоптанная дорога поменьше. Лошадка выносит на лед реки (ух, не провалиться бы), потом подъем, и мы на холмике. Метрах в ста – крайние домики и сараи, толстый слой снега на крышах, шарообразные деревья рядом и много темных точек. Но в затрофеенный в Воронеже театральный бинокль видно, что это вполне себе фигуры в шинелях мышиного цвета.
Юный и неумелый возница завалил наши сани на спуске, и мы скатываемся с них в сугроб. Парень молодой еще, потому я его искусство управления санями охарактеризовал кратко и без упоминаний его родителей. Чуть в стороне, как швейная машинка, начинает работать «максим», что был с нами. Хватит валяться, пора в атаку, вон и команда звучит. И мы пошли, сопровождая движение криками «ура» и «За Сталина», а также разными облегчающими душу словами, не делая скидок на возраст фашистов в селе.
Вообще с ними было и несколько венгров, но я их увидеть не успел, больно активно драпанули в заботливо оставленную щель, чтобы долго не думали – обороняться или нет. А так они в щель дернули и смылись, насколько позволяли ноги и снег вокруг. Вот пусть теперь и идут дальше на запад в том, что успели на себя нацепить, и с тем, что успели схватить в руки.
До следующего села – десяток километров и мороз градусов двадцать, если судить по ощущениям. А немец, что квартировал в той избе, куда мы греться набились, наскоро сунул босые ноги в сапоги и теперь будет греть свои пятки уж не знаю, чем. Носки и бумага, что он подкладывал в них, в избе остались. А когда он на обмороженных ногах доскачет до своих, ему еще и фельдфебель из жалованья вычтет за забытые в избе ранец, флягу и подсумки. Ага, даже котелок оставил. Ну, пусть готовится к сеансу административного выноса мозга.
Но нам долго отдыхать не пришлось. Посидели с часок, съели по паре картох, пора дальше двигаться. День сейчас короткий, темнеет быстро, как раз хватит света на наведение шороха на немцев в следующем селе. Так мы можем и обогнать героя на босу ногу, и придется ему двигаться в сумерках еще дальше.
От немцев нам досталось еще трое саней. Вообще их было больше, но пока от них особенного толку не было. Нас-то не прибавилось, а даже убыло, потому и на наличных санях поместимся.
Я лично затрофеил немецкий МГ и четыре коробки лент. Пока тебя конячка везет, лишние килограммы горб не давят. А еще один пулемет у нас – лишний аргумент, чтобы немцы не засиживались, а топали на запад и не останавливались. Оба пулемета и автоматы стреляют громко и мощно, так что повод для того, чтобы подняться и удрать, весомый. В МГ я особенно много не понимал, освоив прежде только смену лент. Надеюсь, что тем и обойдется. И ствол на холоде как-то охладится, и задержек не будет. А если даже и посею его, то невелика потеря, старшина не заругает.
А пока мы ехали в Верхние Яруги (так называлось следущее село), трое легкораненых под командой лейтенанта Макарычева обороняли только что взятое Горшечное. Ну и двух тяжелораненых, пока не сможем их в госпиталь отправить.
Алексей Падалко просился с нами и клялся, что пробитая пулей рука совсем не болит, на что ему ротный ответил, что он уже третью войну воюет и знает, что так с раненой рукой по морозу таскаться – верный путь к ампутации. Потому сиди, Леша, и делом занимайся. Летом бы тебя взяли, но не в такой мороз. Леша откозырял здоровой рукой и стал исполнять приказ, но задумал свой коварный план. Посему он с остальными село караулил и даже от него огнем приблудных немцев отгонял, но когда их сменили, нас все же догнал. Капитан только прокомментировал, что против Леши бессильны даже боги, но разрешил остаться, так как людей стало меньше, а задачу выполнять надо было и дальше.
