Доты, на которые перешли в дальнейшем, – это уже голая функциональность, хоть обсыпанный, хоть необсыпанный. Часть старых дотов первого периода постройки часто имела барельеф в виде звезды. Иногда еще и лозунг. На дотах новой границы я уже такого не видел. Но, правда, я мог пропустить.
Да, посетил почтенного возраста уборную на форту. Думал, что там все будет, как в старых парках, то есть дырка в полу. Ан нет, мощные бетонные унитазы с металлическим желобом. Монументально выглядят и вандалоустойчиво.
Еще добавлю пару слов про противоштурмовые решетки. Выглядят они как старые металлические ограды в парках, только с минимумом красот, верхние части прутьев заострены и сильно отклонены внутрь. Наверное, чтобы затруднительно было перелезать, потому как, если бы прутья торчали вертикально, то перелезть вполне можно было бы. А тут прутья завалены внутрь градусов под сорок пять. Оттого, перелезая, в таком положении просто не удержишься. И решетка весьма крепкая. Шестидюймовый снаряд, попав в нее, только немного корежит прутья. После попадания она работает, только красота и симметрия теряются.
Бои за Познань шли около месяца, а фортовый пояс был прорван в первых числах февраля. Исходя из практики осад, взятие полноценной крепости за такой срок – вполне успешное дело. Мне припоминаются осады, проведенные лично маршалом Вобаном: крепость держалась от месяца до полутора. И тогда не было фортового пояса. Так что командарм Чуйков по взятии Познани оказался на уровне великих полководцев, особенно если учесть, что он одновременно еще двумя корпусами удерживал и расширял плацдарм на Одере.
После фортов наступила вторая серия штурма с рабочим названием «Современный город как крепость». В принципе это так и есть. Каменные и железобетонные дома выдерживают обстрел, заводские корпуса – тем паче. В лабиринте проходов, подворотен, переулков и заборов можно запутаться даже жителю соседнего района, ибо откуда ему знать, что вон там, меж сараями, есть проход. Да и через заборы горожанин лазает мало. Зато вот эти скрытые пути приводят в тыл обороняемого здания. Да и обороняющиеся так контрудар нанести могут.
В городе бой сильно дробится – по улицам, по этажам и комнатам здания, что часто сводит на нет преимущество в численности. Если в дом ворваться можно только через пролом в первом этаже, то фронт атаки ужимается до его ширины. Коль в него с трудом пролезают два бойца, то противник его может держать только одним-двумя своими.
И подземная война в городе возможна: под землей проходят канализационные коллекторы, метро и прочие пути продвижения. В Познани метро не было, зато до войны польское командование соединило для удобства обороны многие здания подземными переходами. И зачастую немцы об этих проходах не знали. А мы с проводниками из местных сваливались как снег на голову.
Мины снимать приходилось значительно реже, чем в чистом поле, и ставить тоже ограниченно. Но подрывных работ было досыта. В том числе и при помощи противотанковых мин. Две противотанковые мины – это 10–12 килограммов взрывчатки. Бывает и больше, и меньше, но это обычная цифра.
Еще в городе мы пользовались трофейными фаустпатронами, но не по танкам и самоходкам, которые я в Познани видел только дважды, причем одна самоходка была явно неисправная и вкопанная в землю. Били мы из фаустпатронов по амбразурам, закрытиям, в окна… Граната летела метров на тридцать-сорок, чего обычно хватало, чтобы ударить по противоположной стороне улицы. Немцы тоже стреляли ими в ответ, и не только по танкам. Заложенное окно в полкирпича фаустпатроном пробивало, а если то же самое окно закладывали мешками с песком, то при удачном попадании мешки могло сбросить. Кирпичные стенки – когда как. Тонкую внутреннюю перегородку могло и пробить, а наружные стены – обычно нет. Когда граната влетала в комнату, осколков образовывалось немного, а вот по ушам било здорово. Еще от ее взрыва часто загоралась мебель и разный мусор, что тоже играло нам на руку. Ведь фашисты могут наплевать на контузии, но будут опасаться огня в помещении. Впрочем, мне что за дело, по какой причине противник выкинет белый флаг? Важен результат.
А пожаров было много. Работали роксисты, танковые огнеметы, мы и пехота термитными шарами и бутылками. Что-то горело и от снарядов с минами. Огнеметчики вообще трудились не покладая брандспойта, или как там эта штука у них называется. Какой-то завод они запалили целым отделением: сразу все корпуса запылали, немцы смылись, и штурм завода не потребовался.
Здание гестапо подрывали так активно, что оно в итоге завалилось, хорошо еще, что не на головы штурмовой группе. Трудились в поте лица, ибо наш пот сберегает кровь пехоте.
Польское население нам содействовало как словом, показывая и рассказывая, что и где делается, как можно проникнуть фашистам в тыл, так и делом, помогая в различных трудоемких работах, убирая баррикады с освобожденных улиц, чтобы техника могла проехать. Попозже, при штурме цитадели, нашлись и польские добровольцы, пожелавшие с оружием в руках поставить точку в немецком владычестве в Познани, и не так уж мало, даже если учесть только тех поляков, что я видел. Про подземные ходы между домами именно они рассказали и многие из них показали. Жаль только, ребята знали не по все.
Немецкое же население забилось в углы и со страхом глядело на нас, но в спину не стреляло. И то хлеб. Среди убитых защитников города попадались трупы в штатском, как с повязкой фольксштурма, так и без нее. Среди взятых в плен – тоже, но я не настолько хорошо знал немецкий, чтобы спрашивать: они добровольцы или просто не хватило форменных повязок.
Брать такой город можно было лишь штурмовыми действиями – не только нашей бригады, но и всей пехоты, поэтому она тоже образовывала штурмовые группы, а мы их усиливали на важнейших направлениях.
После прорыва фортового пояса нами усилили две гвардейские дивизии, что наступали на Познань с юга и юго-запада. Там все и продвигалось, не без участия нас, роксистов и огнеметно-танкового полка бригады.
Третья дивизия этого корпуса, генерала Хетагурова, воевала на восточном берегу Варты и пока не сильно продвинулась. Чуть позже ее оттуда убрали, когда занялись цитаделью.
Наша бригада под городом появилась не сразу, где-то на четвертый-пятый день борьбы за него. Да, точно, 28 января. Дата хорошо запомнилась, потому как две недели прошло с удара на Висле. И мы уже в трехстах километрах западнее.
И город взяли к 16 февраля. Тогда у немцев на левом берегу Варты осталась цитадель и прилегающие к ней участки. Что-то еще делалось на восточном берегу, но после падения основной части города немцам там ничего не светило.
А до того – дом, дом, гостиница, магазин, снова дом… Один заряд к стене в 10 килограммов. Ворвались – еще три таких же заряда на несущие стены и еще один – на перекрытие подвала… Другой домик, этажа в три (а по высоте – с пять наших). Через улицу не проскочить, такой там огонь. «Там, где прямо не пролезем, мы пройдем бочком». А вот у соседнего здания огонь слабее. Подползли к нему, два 10-килограммовых заряда под стену – и вот, есть ворота. Ворвались внутрь, очистили первый этаж, но дальше вверх по этажам не пошли, а резко повернули к первому дому, взятие которого с нас никто не снял. Тридцать килограммов тола вынесли пару квадратов стены, и мы уже внутри. Подходим к комнате – и по ней стреляем из автоматов через двери и стенки, если они тонкие, затем закидываем гранатами весь первый этаж, каждую комнату по очереди. Потом следующий этап операции: подорвали перекрытие, создали из мебели нечто вроде вала и полезли на второй. На третьем этаже уцелевшие сдались сами. Зачем стали рвать перекрытие? А лестниц в штурмуемом доме только две, и те извиваются, как червь на крючке. По ним наверх не прорвешься. Даже один автоматчик не пропустит нас по ней. Вот и пошли бочком, подальше от лестниц. И мы, кстати, их тоже блокировали снизу, чтобы сверху не прибыло подкрепление.
