На Альфу можно не надеяться, тот на службе, его никто не отпустит. Он подал рапорт о возращении в Порт-Артур, где шли основные боевые действия, но ему отказали. Назначили старпомом на борту бывшего «Отовы», который стоял у причальной стенки военного пирса и ожидал непонятно чего. Ясно же, что до конца войны крейсер не введут в строй: для этого тут не было самого необходимого, всё придётся заказывать, и прибудет это хорошо если через полгода.
Альфа подал новый рапорт о переводе, буду заваливать штаб такими рапортами. Когда выделили время на посещение города, отправил телеграмму в штаб флота в Порт-Артур. Сообщил о гибели «Камы» от атаки подводной лодки и координаты места гибели. Это всё. Небольшая телеграмма была, о судьбе команды не сообщал.
Днёвка длилась благополучно, однако в бухте так никто и не появился. Офицеры были уже в курсе моих планов, после обсуждения решили, что идея вполне интересная, может сработать. Мы, позавтракав, начали собираться, грузили поклажу на лошадей, когда прибежал молодой матрос – посыльный от наблюдателей, которых мы планировали забрать последними. Он сообщил, что в бухту вошёл военный борт.
Оставив навигатора за старшего, я бегом рванул к посту наблюдения, и вскоре изучал судно, вставшее на якорь в бухте. Вошло оно, когда уже стемнело, и потому наблюдатели не были уверены, что это за тип, ориентировались по ходовым огням. Мне же не составило труда изучить его, да ещё в бинокль.
– Вот ведь, – ругнулся я. – Самый неподходящий вариант.
Этот корабль по боевой мощи был вполне неплох, однако скорость… Едва десять узлов на максимуме. Бывшая китайская канлодка, их сейчас японцы используют как сторожевые корабли береговой обороны. Я, кстати, с ними в последнее время часто встречаюсь, новые крейсера реже видел, чем это старьё.
– Собираемся, будем брать, – решил я.
Ну а что, выбора-то не было. Тем более часть команды канлодки отправилась на берег. Опа, да они вооружены. Ну, точно, сбив во взвод тридцать матросов при офицере, их повели по дороге куда-то прочь от берега. С ними были двое проводников. Похоже, канлодка участвует в наших поисках, ну и прикрывает деревню от злых русских. А канлодка ничего так выглядит. Водоизмещением около пятисот тонн, два орудия в 120 миллиметров на носу и корме, ещё два поменьше, кажется в 80 миллиметров, по бортам. По поводу пулемётов ничего сказать не могу – далековато.
Вместе с наблюдателями я вернулся к лагерю, где поставил офицеров в известность о наших ближайших планах. Лошади уже были готовы, загружены, и, забрав группу охраны лагеря, мы направились к деревне. По пути от нас отделились боцман с двумя матросами, они должны были перерезать провода телеграфной связи.
Мы устроились рядом с деревней, укрывшись в кустарнике, это была знаменитая японская сакура. А чтобы не нашуметь, пришлось, оглушив, взять и связать парочку деревенских, что сюда миловаться пришли.
С захватом канлодки пришлось помудрить, прикидывая разные варианты. Там челюстью не щёлкали, к безопасности судна подошли серьёзно, на шлюпке незаметно не подойдёшь – бдят. Поэтому я решил идти один. Пресекая возражения офицеров, объяснил свою задумку.
У меня есть чёрный костюм, который я использую для тренировок, лицо скрою тёмной банданой, она тоже есть. С собой возьму ремень с ножом и вплавь отправлюсь к борту. Ножом я работать умею. Поднимусь незаметно на борт, сниму наблюдателей и вахту и подам сигнал остальным, которые и подойдут на лодках, взятых у деревенских. Такой план. Возразить было нечего, так что я стал переодеваться.
Когда я вступил в воду, она показалась мне ледяной, однако, двигаясь энергичнее, чтобы не замёрзнуть, я поплыл к канлодке, иногда ныряя и двигаясь под водой. Добрался нормально, вроде не плескал, шумом внимание не привлекал, у борта в основном под водой плыл, бесшумно выныривая.
Добравшись до канлодки, я стал обходить её кругом, выискивая возможность подняться на борт. Однако тут чтили инструкции, и за борт ничего не свешивалось. Пришлось подниматься по якорному канату – именно канату, толстому и промасленному, цепи тут не было.
Забравшись на нос, я укрылся за бухтой каната, пережидая, пока с меня стечёт вода, и при этом выглядывал, изучая палубу, чтобы понять, сколько тут вахтенных и дежурных при орудиях. У носового орудия стоял один дежурный, он же наблюдатель, чуть дальше у борта курил вахтенный – именно курил, хотя на таких судах курение запрещено. У мостика были ещё двое, включая подвахтенного. Ну и на корме кто-то находился, похоже ещё один наблюдатель.
Световые пятна от стояночных огней мне мешали, но на носу я смог зачистить дежурного и того любителя подымить. Вот только продвинуться дальше возможности не было: меня обязательно бы заметили. Поэтому пришлось по тому же якорному канату возвращаться в воду, плыть к корме и взбираться по якорному канату уже там. На корме у орудия тоже был дежурный, я снял его ножом, а потом и вахту быстро отработал. Вот и всё.
Пулемётов на борту не было, только две картечницы. Я привёл их к бою и направил стволы на люки, ведущие во внутренние отсеки. Курткой одного из матросов я трижды закрыл один из фонарей стояночного огня, подавая сигнал нашим, после чего спустил забортный трап и стал ожидать, поглядывая на выходы из внутренних отсеков. Но корабль спал.
А первая группа наших вскоре отошла от берега на четырёх лодках и одном рыбачьем баркасе. Я же пока осматривался. Эта канонерская лодка раньше явно носила мачты и рангоут с парусами, но после модернизации, проведённой японцами, стала больше напоминать боевой корабль с одной трубой. Одно радовало – канлодка всё же мореходная.
Подошедшие лодки встали у борта, и матросы, уже разбитые на боевые группы, по очереди забирались на судно, стараясь делать это тихо, так как любой топот на палубе хорошо слышен внизу – палуба-то деревянная. Я первым скользнул вниз, снял ножом вышедшего из каюты офицера в полной форме, который, кажется, был вахтенным начальником, и помог нашим захватить арсенал и машинное и котельное отделения.
После этого разбудить японских матросов в кубрике и взять офицеров не составило труда. Обошлось без потерь, если не считать синяков, полученных японцами, когда они с криком «Банзай!» бросились с голыми руками на моих матросов, которые даже не воспользовались оружием, а просто отметелили узкоглазых пудовыми кулаками, приговаривая, что это им за «Новик» и «Ронин». Офицеры не мешали, а кое-кто и участвовал.
Вообще, чин офицера – это не только награда, но и обязанность. Я об этом уже знал, когда меня стали вводить в курс дела. Частично это сделал Макаров, он был в курсе, что я до конца войны буду в составе флота, после чего подам в отставку, которую адмирал обещал удовлетворить. У меня таким учителем традиций был старпом. К счастью, посещение салона мадам Коко не являлось нарушением, а больше особо близнецам и не нужно.
Традиции были для офицеров незыблемыми. Были, конечно, среди офицеров редкие ренегаты, но они только подтверждали правило. А памятка для новоиспечённых офицеров была такой: нельзя жениться, ходить в расстёгнутой шинели и пить пиво в пивной.
