— Что? — говорит чиновник. — Я не понимаю…
Он поворачивает голову. И видит.
Чиновник стремительно бледнеет. Словно вся кровь из него вытекла. Это не какая-то простая бледность, а желтушная синева, как у покойника.
— Боюсь, что крестов нам все-таки не хватит, — говорит центурион без всякой насмешки.
Чиновник вздрагивает. Со стороны деревни к ним идут германцы. Целая толпа. У некоторых копья и дубины, у других — ничего, кроме голых рук.
Они плохо вооружены, но их много. Слишком много для маленького римского отряда.
И они не кричат, не ругаются, а идут молча. Это самое пугающее.
Лицо молодого солдата бледнеет.
— О, боги, сколько их.
Центурион говорит негромко:
— Стой крепко, зелень. Бей по приказу. И держись. Сейчас будет жарко.
Лицо молодого легионера бледнеет на глазах.
— Я… я не хочу умирать. Пожалуйста! Пожалуйста!
— Встать в строй! — резкий окрик заставляет новичка подскочить. Он, наконец, вспоминает, что боится центуриона больше, чем любого варвара. Занимает свое место. Его с двух сторон подпирают плечами опытные солдаты.
Старый центурион подходит и говорит негромко:
— Мальчик, никто не хочет умирать. Даже я. В этом вся хитрость. Именно поэтому — стой крепко и бей по приказу. И… — он медлит, — и надейся на своих богов, мальчик. Они нам пригодятся.
Центурион неторопливо поправляет завязки шлема, достает гладий из ножен. Осматривает клинок, стирает крошечное пятнышко с металлической поверхности. Пробует пальцем заточку лезвия. Потом убирает меч в ножны.
Легионеры ждут. Центурион краем глаза видит, как натягивается кожа на их скулах.
Они стоят и ждут, когда человеческая волна докатится до них.
* * *
— Проклятье! — серебряная чаша падает. Со звоном улетает куда-то под стол.
Я вздрагиваю и опускаю руку. Арминий лежит на полу. Рядом растекается кровавая лужа. Но это всего лишь вино.
С чужого красивого лица смотрят на меня знакомые глаза.
— Брат? — говорю я. Звучит неловко и фальшиво.
— Брат, — говорит Арминий. Глядит на меня снизу вверх. Затем протягивает руку…
Пальцы зависают в воздухе.
Я медленно беру его за запястье — оно крепкое и надежное — сжимаю пальцы. Тяну на себя. Вставай!
Если это мой брат, то весу в нем изрядно прибавилось.
Арминий поднимается на ноги. Мы стоим и смотрим друг на друга. Как-то все очень странно вышло…
Я подхожу к столу и забираю Воробья. Вешаю фигурку на шею.
«Это твой выбор», сказал прозрачный. Очень смешно… Очень. Прозрачный человек знал, что на самом деле случилось с Луцием.
Воробей. «Он принесет тебе только горе».
Я поворачиваюсь. Медленно. Что ж… пора нам начать все с самого начала.
— Привет, Луций, — говорю я. — Рад тебя видеть, брат.
Глава 7
ВОССТАНИЕ
Цирюльник стирает с моего подбородка остатки оливкового масла. Прикладывает полотенце, смоченное в отваре шалфея — горячо! От чаши с кипятком тянутся изгибы пара…
Когда цирюльник заканчивает, я оглядываю себя в зеркале. Сойдет.
Бритье — довольно болезненная процедура. Особенно с местной водой, от которой лицо сохнет.
А мне пора тренироваться.
После того как мы с Титом Волтумием встретились в бою с шестью «гемами», я понял: нужно вернуть форму. А случай в таверне «Счастливая рыба» убедил меня внимательней отнестись к занятиям.
Потому что одних навыков уже недостаточно. Тело отвыкло. Нужна практика.
Глядя, как центурионы третируют новобранцев, как гоняют их целыми днями, я могу только качать головой. Такие нагрузки уже не для меня… нет, спасибо.
Я бы умер просто. Мне даже не верится, что когда-то я выдержал целый месяц в школе наравне с настоящими гладиаторами…
И меня даже не убили.
Хотя не сказать, что совсем не пытались.
А сейчас тренировка — единственное, что помогает мне не думать о дурацком Воробье и перемещении душ.
* * *
— Надо тебе больше мяса есть, — говорит Метелл. — Ты какой-то вялый.
Качаю головой. Я насквозь мокрый от пота. В легатской палатке места для тренировок хватает, и тут — в отличие от улицы — тепло. Поэтому уже полтора часа мы с Метеллом фехтуем.
— Тут ты промахнулся, дружище. Настоящие гладиаторы не едят мяса.
Метелл поднимает брови.
— Серьезно?
— Совершенно.
Метелл — самый молодой трибун в Семнадцатом легионе. Высокий темноволосый парень.
Мой начальник конницы.
Он энергичен, обаятелен и обожает дурацкие шутки. Поэтому мысль заехать своему легату деревянной палкой по ребрам кажется ему ужасно смешной…
— Совсем не едят? — он потирает подбородок. Темные глаза блестят от смеха.
— Именно. Все гладиаторы, которых я знал, питались в основном тушеными овощами и овсяной болтушкой. Такая еда помогает набрать вес и оставаться большим и страшным.
Метелл качает головой. Я усмехаюсь. Еще бы, я тоже сначала не верил.
— Ответь мне на один вопрос: кто, по-твоему, выносливее — волк или бык?
Тут я понимаю, что бык — не самый удачный пример.
Германец Стир. Полусумасшедший великан с разными глазами.
Серебристая фигурка Быка, вымазанная кровью…
Я морщусь.
— Пожалуй, бык, — говорит Метелл. — А что?
— Гладиаторы — это сражающиеся быки, а не волки.
— Хорошо, что не коровы.
Что я говорил про дурацкие шутки?
Сейчас в Риме существуют четыре государственных школы гладиаторов.
Большая школа и Утренняя школа специализируются на бестиариях, убийцах зверей. Там бойцов готовят четыре года. В школах Галлов и Даков срок обучения в два раза короче.
Конечно! Человека убить гораздо проще.
Я же регулярно упражнялся с оружием на Марсовом поле. Это традиция. Кто из римской молодежи этого не делал?
Ну, многие не делали — если уж быть честным.
Времена изменились.
Сейчас молодого римлянина проще застать в банях, чем на поле боя.
Впрочем, Марсово поле — это так, баловство. И даже гладиаторская школа — баловство. Главному меня научили в доме моего отца. Бывшие гладиаторы — изрубленные, искалеченные, изуродованные шрамами, но сумевшие выжить — приходили к нам каждый день. И мы старались. Вместе с молодыми гладиаторами мы, сыновья Луция Деметрия Целеста, главы рода Деметриев, набивали синяки и шишки.
