— Все? — Виктор помедлил. — И что мне положено?
Плетка со свинцом или тиски для ногтей? «Только не тиски для ногтей, пожалуйста!», мысленно попросил Виктор. «Что угодно, только не это!» Эх, легат, легат…
Спекулатор непонимающе посмотрел на легионера, затем хлопнул себя по лбу.
— Ах, да! Прости, увлекся, запамятовал… Так. Где же оно?
Виктор почувствовал, как между лопаток собрался ледяной комок. Похоже, для него приготовили нечто особенное.
Спекулатор начал искать в ящиках, затем ушел куда-то вглубь повозки, за перегородку, долго громыхал там. Вернулся и поставил на стол перед Виктором это.
— Вот, держи.
Виктор увидел потертую деревянную тубу, запечатанную восковой печатью. Печать была сломана.
— Что это? — голос легионера дрогнул. Какое страшное орудие пытки приготовлено для него, легионера Секста Анния?!
Спекулатор поднял брови и снова стал похож на удивленного грудного младенца.
— А ты разве не знаешь?
— Н-нет.
Спекулатор почесал лоб.
— Хмм, странно. Это письмо легату от его младшего брата. По личному приказу Божественного Августа вся переписка с префектом Квинтом Деметрием Целестом идет через службу спекулаторов. В прошлом его брат натворил дел, так что мы теперь за ним присматриваем. Чего смотришь? Бери и неси легату.
Облегчение было таким сильным, что Виктор едва не бросился спекулатору на шею. Только тот вряд ли оценил бы этот жест.
— А зачем… — Виктор обвел рукой пространство повозки. Все плетки, палки с шипами, розги, тиски и медные иглы. — … Зачем вы мне все это показали, господин спекулатор?
— Я думал, тебе будет интересно.
* * *
Наконец, легионы собраны, орлов поздравили с новым днем, а утреннее гадание получено. Отправляемся. И как всегда, в последний момент, случается непредвиденное…
И, конечно же, неприятное.
— Сегест уезжает?
— Так точно, легат, — говорит Метелл, мой префект конницы. — Уже седлают коней.
Я кручу головой. Шея занемела, словно от огромной тяжести. Громко щелкает позвонок, вставая на место.
— И пропретор ему это позволил? — спрашиваю я.
Прежде чем я успеваю получить ответ, меня окликают:
— Легат!
Я оборачиваюсь. Передо мной бенефициарий, порученец — молодой легионер, приписанный к штабу легиона.
— Что еще?
— Вестник прибыл, легат. Похоже, в обозе что-то случилось.
* * *
Квинтилий Вар смягчает повелительные складки своего лица. Лицо его обмякает.
— Говори.
Гонец, молодой всадник, четко салютует Вару. На лбу у него слипшиеся пряди темных волос.
— Пропретор!
— Ну же, — подбадривает Вар. — Говори.
— Нападение на обоз, пропретор. Варвары напали… и бежали.
— Опять бежали? — Вар улыбается. — Прекрасно! И сколько человек они потеряли?
Гонец поднимает голову. Смотрит прямо и дерзко на повелителя провинции Великая Германия.
— Они убили нескольких солдат, пропретор. И… и увели с собой всех германских заложниц.
Долгое мгновение до Вара не доходит истинный смысл сказанного.
Потом вдруг — доходит.
— Что-о?! Как?!
Шумят трибуны. Я дергаю щекой. Проклятье! Без германских заложниц мы практически остаемся один на один с варварскими обычаями германцев. Вот теперь наша прогулка уже не кажется такой веселой…
Гемы огрызаются.
И очень толково это делают.
— Обходной маневр. Они отвлекли наше внимание. Напали на передовой отряд, затем перебили охрану заложниц. И увели их с собой. Всех, — он смотрит на нас. — Всех до одной.
Неожиданно я слышу воробьев.
* * *
Германия — провинция, которая считается не до конца покоренной. Поэтому ею управляет пропретор, что подразумевает — полководец, военачальник. Не самая подходящая роль для Вара. Хотя надо признать, во время мятежа в Иудее, он действовал уверенно и эффективно…
Но здесь — не Иудея.
Здесь Германия. Провинция, где мы вынуждены брать в заложницы женщин.
Думаю ли я о Туснельде?
Теперь, когда она свободна, и над ней больше не висит меч возмездия за действия ее отца… Что мне делать?
Сегест — царь хавков, отец Туснельды.
Я собираюсь жениться на дочери человека, обвинившего моего брата в измене.
Да уж… интересный поворот.
* * *
— Уезжаете, царь?
Сегест, царь хавков, замирает. Тяжелая, крупная спина. Он медленно поворачивается.
— Да. Подальше от духоты, поближе к дому.
Нумоний, легат Восемнадцатого легиона, смотрит на германца в упор.
— Что ты хочешь этим сказать, варвар?
Варвар? Грубовато.
Сегест вздергивает подбородок. Ноздри раздуваются, глаза потемнели.
— Вы, римляне, пришли к нам с оружием, — говорит Сегест медленно. — Вы подкупили одних, уговорили других, перессорили третьих, а четвертых вмяли в грязь своими легионами. У вас отличная пехота. У вас отличные судьи. Германия стала вашей провинцией. Но вы все равно ничего не понимаете. Германцы — свободные люди. И мы будем сражаться за свою свободу.
— Свобода? Ты говоришь о свободе, варвар? — легат Восемнадцатого раздувает ноздри. — Какая это свобода, позволь спросить? Свобода убивать, грабить и насиловать?! — он подается вперед. — Ответь мне на один вопрос, свободный германец. Сколько раз ты был за Рением? Молчишь?! Хорошо, я не буду спрашивать, что ты там делал. Думаю, если я зайду в твой дом, то твоя жена подаст на стол стеклянную посуду. Или даже серебряную? Откуда она у тебя? Или вернее… — он на мгновение замолкает, но глаза сверкают по-прежнему ярко. — Скольких римлян ты за нее убил?
Сегест делает шаг к нам.
Сейчас он ударит того, кто задает эти вопросы.
— Что ты хочешь сказать? — спрашивает германец.
— Ничего, что ты хотел бы услышать. Почему ты бреешь бороду? Какого врага ты убил?
— Хочешь послушать?
— Еще бы! Сделай мне приятное.
Сегест бледнеет, затем краснеет.
— Мой первый враг… я убил его в шестнадцать лет, еще мальчишкой.
— Оставь эти воспоминания при себе! Ты был за Рением, царь хавков? Ответь на вопрос. Был?
Сегест выпрямляется. Глаза сверкают. Подбородок гладко выбрит, смягченная возрастом линия челюсти открыта. Царь хавков не раз убивал, поэтому имеет право брить бороду.
