Подходит Тит Волтумий, смотрит на меня с прищуром. Глаза его расширяются. Затем он ругается — грязно и длинно, разными словами. Я жду, пока центурион закончит.
— Медика сюда! — кричит Тит. — Быстро! И пусть возьмет клещи!
Клещи? Зачем? Я улыбаюсь центуриону — все в порядке, Тит. Я уже в норме. Только голова немного болит… но это ерунда. Кажется, только волосы защемило.
Я моргаю. Это почему-то больно делать. Едва снова не проваливаюсь в темноту.
— От шлема что-нибудь осталось? — говорю я.
Тит оглядывает меня, не меняясь в лице.
— Нет.
Подбегает хирург с помощниками. Меня дергают, наклоняют, тормошат — так, что я пару раз снова проваливаюсь в темноту. Наконец, с меня стаскивают это — словно отдирают половину черепа.
От моего легатского шлема с высоким гребнем осталось нечто смятое, перекошенное и окровавленное. А этот однорукий очень крут. Очень. Как он меня… одной левой.
— Мне нужен другой шлем, — говорю я. В правом ухе звенит все сильнее.
Центурион молчит.
— Тит, мне нужен шлем.
— Да, легат. Как прикажете, легат.
Центурион оборачивается и кивком головы показывает Виктору — займись. Легионер медлит, глядя на меня.
— Иди, — говорит Тит Волтумий. — Слышишь?
— Понял, цен.
Некоторое время я наблюдаю, как Виктор задумчиво бродит среди трупов. Затем он приседает на корточки, протягивает руку… что-то там ворошит.
Тит не выдерживает:
— Виктор, ради всех богов, дай ему шлем!
Легионер задумчиво:
— В этом чья-то голова…
* * *
В палатке Вара — уныние и мрак.
— Центурион, я прошу: одолжите мне ваш меч.
«Одолжите». Какое мерзкое слово, подумал Вар. Вот так неудачно выберешь слово и…
Какая уже разница?
Центурион посмотрел на пропретора с усмешкой, которую даже не пытался скрыть.
Все равно неловко, подумал Вар.
— Центурион?
Тот вынул гладий из ножен и протянул пропретору.
В первый момент Вар едва не выронил его. Тяжелый. Удивительно, как такая небольшая вещь может быть такой тяжелой.
Странно.
Она не выглядит убийственной. Она выглядит… уютной, что ли.
Вар усмехнулся. Деревянная рукоять, темно-коричневая от долгого использования.
— Как с ним нужно… — пропретор не договорил. Центурион взял гладий из его руки, небрежно показал, куда нужно упирать и как падать на меч. Вот так, грудиной на острие.
И вложил гладий в ладонь Вара.
— Это просто, — сказал центурион. У Вара от звука его голоса едва не пропала решимость. Все это превращается в какой-то фарс, подумал Вар. Нужно поскорее заканчивать.
Он протянул меч центуриону. В горле застыл ком, Вар сглотнул. На языке ощущался проклятый привкус шиповника.
— Я прошу: помогите мне.
Центурион помедлил. Кивнул.
«Как хочется вина», подумал Вар. Напоследок. Хотя бы глоток…
— Подождите… Вино, — он обернулся к трибунам. — У кого-нибудь есть вино?
Короткий переполох.
— Нет, пропретор. Простите, вина нет совсем.
Обоз утрачен. Легионы утрачены. Все утрачено. Вар поджал губы. И даже вина теперь нет.
Центурион вышел на короткое время и сразу же вернулся. Вручил пропретору солдатскую кожаную фляжку.
— Что это?
— Попробуйте.
Вар сначала даже не смог выдернуть пробку. Ему помогли. Из горлышка — резкий запах.
— Что это? — повторил Вар. От странного, кислого до сведения скул, напитка ударило в голову. Все вокруг слегка закружилось. И стало не так страшно. И даже — Вар удивленно поднял брови — почти весело.
— Поска, — объяснил центурион. — Солдатское пойло. Четверть светлого вина на три четверти воды — и шагай до заката. Вам еще повезло, пропретор, вместо вина там мог быть уксус. Ну что… начинаем?
Вар в последний раз оглядел палатку, трибунов и слуг. Допил поску — до капли. Выпрямился. Странно, даже желудок не болит, подумал он. Хотя от такой бурды должен болеть обязательно…
Центурион ждал. Тусклый блеск солдатского клинка в его руке.
— Начнем, пожалуй, — сказал Вар спокойно. — Я… я готов.
* * *
Я иду медленно, чтобы лишний раз не взбалтывать то, что у меня уже взболтано под черепной костью. Голова болит так, что меня подташнивает. Но шагаю твердо. Расступитесь! Легат Семнадцатого идет. Тит пытается помочь, подставить руку… Я с раздражением выдергиваю локоть.
Перед палаткой Вара я выпрямляюсь. Навстречу мне выходит центурион. Я не помню, как его зовут, он, вроде бы, из Восемнадцатого… или я путаю.
Центурион салютует.
— Легат? — кажется, он удивлен. Что-то в нем не так.
Я говорю:
— Центурион? В чем дело?
— Вам лучше поспешить, легат. Хотя… — он медлит. И от этой заминки мое сердце переходит на ускоренный бег.
— Что? Что случилось?!
Он качает головой.
— Думаю, все равно уже поздно.
И я внезапно понимаю, что он забрызган кровью — с головы до ног.
* * *
Я расталкиваю людей, стоящих у входа в палатку Вара.
— Наведите порядок, — приказываю охране. Тит Волтумий кивает. «Будет сделано». Теперь вместо преторианцев, которых я, как всадников, отдал Нумонию, у меня охрана из простых солдат моего легиона. Как была у моего брата в день смерти.
Смешно.
— Пропретор!
Я вхожу в палатку. Я останавливаюсь.
Я — опоздал.
Некоторое время продолжаю смотреть, затем поворачиваюсь на пятках и выхожу прочь.
Перед глазами все еще маячит растерянное лицо Вара, с кровью, запекшейся в ноздрях.
Трус и слабак. Сбежал.
Кажется, мне все еще мерещится жуткий запах шиповника, витающий над всем этим побоищем. Интересно, болел ли у Вара желудок в последние мгновения перед смертью?
Надеюсь, что нет.
— Выставить стражу у входа, — приказываю я хрипло. — Никого не впускать, никого не вы…
Я вспоминаю бездыханные тела. Два трибуна, префект лагеря Девятнадцатого легиона и четыре центуриона — мертвы. Вряд ли кто-то из них захочет на свежий воздух.
— Никого не впускать, — говорю Титу. — Все.
* * *
