Кушай, Лия, не обляпайся!
На кухню я вернулась в приподнятом настроении. Глеб стоял у холодильника, задумчиво разглядывая содержимое, естественно, я заглянула тоже. Аккуратно расставленные контейнеры с продуктами, отливающая зеркальной гладью посуда из нержавеющей стали: сковорода, кастрюля, сотейник. Похоже, зря я отложила половину ватных дисков – определённо, женщина в квартире Голованова появлялась постоянно и чувствовала себя как дома.
– Будешь перцы, фаршированные мясом? – Он спокойно посмотрел на меня. – С басмати и диким рисом. – Хотя, знаешь, что? Есть идея получше, – прищелкнув пальцами, продолжил Глеб как ни в чём не бывало, пока я мысленно жалела, что трусы запихала под наматрасник, а не под подушку. – Мидии в сливочно-сырном соусе!
На столе материализовались мидии, несколько видов сыров, сливки, оливковое и сливочное масло, приправы, веточка же свежего розмарина меня почти убила. В смысле… сломала стройную картину мира, в которой мужчины умеют варить пельмени, порой добавляя лавровый лист, но абсолютно точно не знают, что такое розмарин.
– Вина? – спокойно предложил Глеб, игнорируя моё молчаливое удивление. – Белого? – вспомнил он мой вкус.
Поставил фужеры, достал бутылку из винного шкафа, откупорил, налил и протянул искрящуюся соломенного цвета жидкость.
– Попробуй.
– Вкусно, – признала я, глянула на бутылку, надпись на которой не сказала мне ни о чём.
– Дядька родной на пенсии виноделием занялся, – пояснил Глеб. – Открыл небольшой заводик.
– Круто! – сказала я, пытаясь вспомнить родного дядю Глеба, который открыл «небольшой заводик».
Не очень-то этот мир справедлив. Одни, как мои родители, пашут всю жизнь, экономят, лезут из кожи вон, чтобы отложить на чёрный день, посильную помощь детям, «развитие бизнеса», а другие открывают самые дорогие отели на побережье, винодельческие заводы, частные клиники и медицинские центры.
– Согласен, – Глеб подтянул меня к себе за талию, по-хозяйски устроил руку на моем животе.
Невольно я отметила, насколько большая у него кисть. Заодно вспомнила, насколько это потрясающее чувство, когда его ладонь опускается на живот, слегка надавливает, опаляя, посылая импульсы ниже, пальцы отправляются вслед за простреливающим желанием. Пришлось отгонять неуместные воспоминания, утихомиривать собственное желание, которое очевидно было взаимным. Сложно не почувствовать взаимность, когда в тебя красноречиво упирается полная боевая готовность.
Мидий мы в итоге готовили вместе, вернее, готовил Глеб, а я стояла рядом, прижатая к нему крепкой ладонью. Иногда он отпускал меня, когда для готовки требовалась вторая рука, после сразу же возвращал на место. Не забывал оставлять короткие поцелуи на щеках, по краю роста волос, на шее, запястьях, сгибе локтей, заставляя мои внутренности скручиваться, ноги сжиматься и переступать в поиске снятия напряжения.
Глеб со щелчком повернул ручку плиты, глубоко вдохнул, вжал меня в своё крепкое тело. Я утопала в запахе парфюма, который вплотную чувствовался настолько остро, что нестерпимо захотелось лизнуть щеку с едва отросшей щетиной. Дезодорант, гель для душа, сливки с сыром, вино – ароматы смешивались в дурманящий коктейль, заставляли моё тело бездумно подчиняться Глебу.
– Цыпа, – шепнул он мне в губы, и я уставилась в его глаза, отмечая расширенные зрачки, рисунок и цвет радужки, пушистые ресницы. – Как же я скучал, – сипло продолжил Глеб, водя горячим дыханием по моему лицу.
Мне хотелось скулить, втереться в сильное тело рядом, я мечтала, что влажное дыхание в миллиметре от кожи заменят настойчивые губы, заставят ответить на поцелуй. Горела от желания ощутить вкус губ Глеба, он не изменился, я чувствовала, знала наверняка. Привстала на цыпочки, скользнула руками по шее Глеба, прошлась ладонью по колкой щетине, а после дотронулась подушечками пальцев до его губ, как кошка, пробующая воду.
– Цыпа... – Глеб закрыл глаза, я синхронно с ним зажмурилась.
Следующее мгновение опалило меня от губ по всему телу, взорвалось перед веками яркими вспышками, пробежалось по позвоночнику горячей струёй, свернулось клубком внизу живота, упало острым нетерпением ниже.
Глеб целовал меня жарко, жадно, основательно, заставляя отвечать, плавиться, купаться в тягучей жажде продолжения. Забывать всё на свете, пожалуй, даже собственное имя. В те мгновения я была просто Цыпой – влюблённой, искренней, желающей, той, которая пойдёт на что угодно, лишь бы быть с любовью всей мой жизнью, остаться частью его жизни, частицей его самого, пусть крошечной, ничего не значащей, но стать с ним единым целым.
Ненадолго меня привела в чувство прохлада атласного покрывала на кровати, а как мы очутились в спальне – выпало из памяти. На долю секунды меня выбросило из забытья, но настойчивые губы завладели моим вниманием, заставив отбросить мысли о добродетели.
Глеб упирался одной рукой в матрас, держа свой немаленький вес надо мной. Пальцы второй руки путал в моих волосах, размётанных по подушке. Его губы отрывались от моего рта, лишь для того, чтобы судорожно вдохнуть, с жаром пройтись по открытым участкам тела. Он целовал, сжимал, надавливал, гладил, нависал сверху – всё это сводило с ума. Я была с ним, под ним, отвечала на умелые ласки, готова была взорваться в удовольствии, лучше во взаимном.
– Цыпа, ты без белья? – услышала я, когда пальцы Глеба отодвинули в сторону мои шорты. – Да чтоб тебя! – пробормотал он с болью, притронулся там, где собирался.
Я упёрлась пятками в атлас, на котором распласталась, и через секунду получила то, что желала сильнее всего последние мгновения.
Понимание произошедшего медленно возвращало меня в реальность. Я отвела взгляд от высокого потолка, перевела на тяжело дышащего Голованова. Ощутила грудью давление от того, что он почти лежал на мне. Почувствовала между своих бёдер его бедро, которое не давало мне свести ноги. Руки всё ещё держались за спину Глеба, на его шее красовалась царапина от моих ногтей.
Глеб пошевелился, поменяв положение, провёл рукой по внутренней стороне моего бедра, опаляя горячим дыханием, и я вдруг ясно, как в самый светлый божий день поняла, что происходит. Я не за этим пролетела пять тысяч километров, точно не для того приехала в эту квартиру. Я не собиралась больше рисковать своим сердцем, и совершенно точно не намерена была изменять Вадиму.
– Встань! – велела я Голованову.
– Что? – с трудом ответил он.
– Встань сейчас же! – потребовала я.
Глеб откатился на край кровати, в недоумении посмотрел на меня. Я подскочила, как ошпаренная, укусила себя за ладонь, чтобы не зареветь во все горло от разочарования – в себе ли, в Голованове, в человечестве – неизвестно. Рванула к входной двери, и уже через секунду выскочила на лестничную площадку.
Я неслась изо всех сил, опасаясь, что Голованов вот-вот догонит, только никто меня не догонял, и даже не приехал ближе к ночи к Коле. Вечер прошёл в спокойном семейном кругу. Коля с удовольствием занимался с сыновьями, мама допытывалась у всех, понравился ли новый рецепт тушёных овощей – Глебушка научил – Нюта доваривала аджику, время от времени бросая на меня вопрошающие взгляды.
