***
― Лейса! Девонька! Да что ж с тобой такое?! ― голос няни ворвался в сновидение Анналейсы, заставил ее вынырнуть из мутных пучин кошмара.
Лейса резко села в своем гамаке, все еще задыхаясь, хватая ртом воздух.
― Няня, открой дверь… Душно! ― попросила сдавленно.
― Да где ж душно? ― удивилась старуха, но сделала пару шагов, потянула едва слышно скрипнувшую створку. ― Опять тебе плохое снилось?
― Земля. Кипящая. Как такое может быть? Разве есть где-то такое место? ― шепотом спросила Лейса. ― А среди бурлящей грязи ― скелеты огромных тварей и осколки яиц, похожих на птичьи, но таких больших, что я в них стоя поместилась бы…
Рейва Калвина поспешно вернулась к ларям, присела, будто у нее вдруг ослабели ноги.
― Ты что-то слышала об этом месте! ― догадалась Анналейса. ― Рассказывай, няня!
― В народе говорят, так выглядит Гнездовье, если верить тем несчастным, кому удалось оттуда вернуться живыми…
― Гнездовье? То самое место, где драконы выводят свое потомство? Там остался мой муж… Может, поэтому меня тянет туда во сне?
― А что еще ты видела? Что делала? ― няня, вместо того, чтобы ответить, сама стала расспрашивать Анналейсу.
Лейса постепенно рассказала старухе все, что видела.
― Не понимаю, зачем мне было искать какое-то расколотое яйцо, ― закончила она. ― Но я не могла убраться оттуда, пока не отыщу нужное!
― Забудь, моя хорошая. Просто выкинь из головы этот кошмар! ― Рейва Калвина встала, обняла Лейсу за плечи, прижала к животу ее голову. ― Это все от переживаний. Никак ты не отпустишь мысли о своем Дьярви, никак не забудешь его. Но ничего, время все лечит. И это забудется, и это пройдет…
Анналейса и хотела бы поверить няне, но сон, приснившийся ей на вторую ночь плавания, оказался навязчивым. Он вернулся к ней и в следующую ночь, и через ночь. И каждый раз во сне Лейса искала торчащие из грязи купола яичной скорлупы, подлетала к ним, прислушивалась, смотрела внутрь своим ночным зрением и, ничего не увидев, летела дальше.
Настроение у Анналейсы после таких снов было совсем мрачное. Она даже с сестрой и няней разговаривала с трудом, а капитана так и вовсе видеть не хотела. Ей казалось, что этот кошмар ― наказание, посланное ей дархами за попытку пофлиртовать с квеллом Сланком, когда следовало скорбеть о погибшем супруге.
От повторного ужина с капитаном на четвертый вечер плавания Лейса отказалась, сославшись на плохое самочувствие. Выглядела она и в самом деле неважно, так что квелл только попросил прощения за свою излишнюю настойчивость и оставил ее в покое. А на пятый день плавания, как и было обещано, барка «Тартаруга» встала в вечерних сумерках у незнакомого берега.
Берег был обрывистый, но внизу, перед обрывом, виднелась узкая полоска песчаного пляжа. К нему и пристала спущенная с борта судна четырехместная шлюпка. Капитан объяснил, что вблизи от берега слишком мелко, чтобы барка смогла подойти к земле вплотную. Да и оборудованного причала нигде поблизости видно не было.
Сам капитан остался на «Тартаруге». С пассажирами своими он простился вежливо, но прохладно.
― Темных путей, нэйта Ренсли. Боюсь, больше не свидимся, ― сказал он напоследок Анналейсе. ― До конца осени я еще по реке ходить буду, а как зима настанет, передам барку старшему помощнику и отправлюсь в родные края.
― Да благословит ваши дороги Столп Заката, квелл, ― пожелала ему Лейса. ― Такки за то, что доставили нас до места живыми и невредимыми.
Капитан на это молча поклонился и замер, скрестив руки на груди и глядя в воду.
Он не двинулся с места, когда Лейса, Маура, а потом и рейва Калвина спускались по веревочному трапу в шлюпку. Не пошевелился и потом, когда боцман Илви сел на весла и сильными толчками направил шлюпку к недалекому пляжу.
«Злится на меня капитан, ― думала Лейса, глядя на барку, которая становилась все дальше. ― Обидно ему, что я не приняла его ухаживаний!» Сама она об этом решении в тот момент ничуть не сожалела. Только когда боцман вытащил шлюпку на берег и помог женщинам сойти на берег, огляделась кругом и спросила с недоумением:
― И куда нам теперь?
― Туда, ― боцман указал рукой в направлении обрыва. Там, в десятке шагов по ходу течения, виднелись заросли кустарника. ― Найдете вход в пещеру. Там вас встретят. А мне пора. Прощайте.
Маура с капитаном рассталась легко, а вот с боцманом расставаться не хотела. Всхлипывала, цеплялась за загорелую жилистую шею, обещала, что никогда-никогда не забудет своего друга!
Рейва Калвина с трудом оторвала малышку от растерянного мужчины. Кивнула на шлюпку:
― Уходите скорей! И мы пойдем. Темно уже, а нам еще незнамо сколько до жилья добираться.
Боцман Илви столкнул шлюпку в воду, забрался в нее и был таков. Анналейса посмотрела на сгруженные прямо на песок неподъемные лари, на плотно набитые дорожные сумки…
― И как мы все это до пещеры дотащим?
― Идем, посмотрим, может, найдем помощников. ― Рейва Калвина решительно зашагала к кустам. ― Воровать наше добро тут некому.
Маура так и сидела у няни на руках, уткнувшись носом в ее крепкое плечо.
Вход в пещеру оказался там, где и ожидалось. Выглядел он большим темным провалом, откуда не доносилось ни лучика света, ни звука шагов или голосов.
Анналейса остановила няню, задвинула себе за спину:
― Стойте! Я первой пойду! Не нравится мне эта тишина и тьма. Да и на пляже отчего-то пусто.
― И я удивлена, что нас не встречали… ― нехотя призналась рейва Калвина.
― Вот сейчас что-нибудь и выясним.
Анналейса закрыла глаза, призвала свой новый Дар ― ночное зрение ― и решительно шагнула во тьму пещеры.
19. Эйлерт
Маг Ночи не может заблудиться. Он всегда знает, где находится. Ему не помеха ни тьма, ни слепота. Для него, помимо обычных путей, открыты дороги Ночи. Эйлерт вырос с этим убеждением. Привык, что по-другому просто не бывает. Но в этот раз что-то было совсем не так.
Он проснулся ― или очнулся? ― в странном месте: темном, сыром и жарком. Какая-то вязкая бурлящая жижа мягко облегала его со всех сторон, булькала лопающимися пузырьками, мешала шевелиться, но зато не давала замерзнуть. Эхо от звона лопающихся пузырьков подсказывало, что он оказался в очень небольшом замкнутом пространстве.
Сарданские купальни? Он не слишком любил париться там, среди десятков других магов. Предпочитал мыться в уединении. Да и не полез бы в ванны с целебной грязью в одежде. К тому же, в купальнях всегда светло. А тут… Эйлерт не без труда открыл глаза ― и ничего не увидел. Ни толики света не пробивалось сквозь окружающую его темноту.
