Одна из женщин добралась до наручей, собралась полоснуть ножом по шнуровке, скреплявшей две изогнутых глиняных пластины.
― Нельзя! ― Эйлерт отдернул руку. ― это подарок! Не дам резать.
― Необычный подарок, Дьярви. ― К нему подсел нэйт Грув, четвертый из магов, сопровождавших отряд заготовителей. Как и Эйлерт, он был сыном Дома Ночи, а значит, мог управлять стихией земли. ― Позволишь посмотреть поближе?
Крепкие ловкие пальцы Грува размяли закоревшие от влаги кожаные ремешки доспеха, распустили шнуровку. Еще движение, и наручи оказались в руках нэйта.
― Так это глина?! Но как обработана! Невероятно! Тут без магии не обошлось. Не способен простой гончар металл в глину вплавить так, что не разъединить! Где вы такого искусника отыскали, Дьярви?!
Эйлерт от слов нэйта Грува даже спать перехотел. Сам он подарок жены особо не исследовал: не до того было. К тому же, из четырех Даров, доставшихся ему от Столпа Ночи, Дар владения стихией оказался самым слабым, а потому и развивать его большого смысла не было.
― Вы уверены в том, что говорите, нэйт Грув? ― переспросил он мага. ― Мастерица, которая делала доспех, родом из простонародья. Откуда в ней силе взяться?
― Не знаю, Дьярви, о чем вам мастерица говорить не захотела ― о том, что силой владеет, или о том, что помогал ей кто-то, но за свои слова я головой ручаюсь!
― Вот, значит, как… ― Эйлерт задумался.
Мысль о том, что Синеглазка не была с ним до конца откровенной, причиняла боль. С другой стороны, слова Грува вселяли надежду. Если у Анналейсы был свой Дар, пусть даже самый слабенький ― это сильно повышало ее шансы выжить после замужества и получения магии Столпа Ночи.
Ох! Скорее бы добраться до Шарсола, разузнать, что с женой, что с Дэгри, которого порвал своим отравленным когтем драконий птенец!
― А скажите, нэйт Грув, сможете вы мне дорогу до Шарсола открыть? ― Эйлерт вдруг сообразил, что подле него сидит такой же сын Дома Ночи, как он сам.
― Не получится, Дьярви, ― тут же разочаровал его Грув. ― Мне Столп Ночи только два Дара дал: владение стихией да силу забирать жизнь у живого и разрушать мертвое. Мы через пару дней в Шарсол подводу с грузом отправляем. Может, с ними поедете?
― Я даже настаиваю на этом! ― вмешался в разговор мор Лаэрт. ― Как целитель, берусь утверждать, что вам, Дьярви, окрепнуть нужно, откормиться. Чего спешить-то? Шарсол со своего холма никуда не денется, да и остальное наверняка подождать может.
Эйлерт замялся с ответом. Его гнало вперед нетерпение, но останавливало понимание, что рассветник прав: если он от Гнездовья до пещеры почти двое суток брел, то до Шарсола своим ходом месяц добираться будет. Подвода его догонит и обгонит, а другой оказии, чтобы подъехать с кем-то, нет и не предвидится.
― Поеду с подводой, ― обдумав все, решил он. ― Такки за заботу.
― Вот и ладно, ― улыбнулся мор Лаэрт. ― Дайте-ка я вас осмотрю наконец, Дьярви. Может, есть где-то раны нагноившиеся или переломы несросшиеся.
Эйлерт послушно перебрался на разложенный поверх сена тонкий матрас, вытянулся на нем во весь рост. Женщины уже успели раздеть мага до портков и теперь жалостливо качали головами, глядя на выпирающие позвонки и ребра.
― Будто год не ел досыта! ― шепнула одна другой, но так громко, что расслышали все. ― Вон, и одежда на нем вся висела, как на палке...
― Такое происходит, когда целительский амулет работает, а еды и питья человек не получает, ― задумался рассветник. ― Дьярви, может, у вас с собой целительский артефакт был?
― Боевые маги амулетов не носят. У нас в каждой четверке свой целитель, ― покачал головой Эйлерт.
― А ты проверь наручи, Лаэрт, ― подсказал нэйт Грув. ― Очень необычная вещица. Дьярви, похоже, и сам толком не знает, на что она способна.
― Это мысль. ― Лаэрт закончил водить ладонями над телом пациента, щупать сросшиеся ребра и изучать следы ожогов. ― Слушайте мои советы, Дьярви. Все, что вам нужно ― теплая еда и сладкое питье каждые два часа. Спать сколько спится. Другой помощи сейчас не надобно. Шрамы свои потом у столичных целителей сводить будете, если в кошельке лишние золотые монеты на это сыщутся.
Уступив место подле пациента женщинам со свежими одежками, рассветник взял наручи, принялся прощупывать их с помощью магии.
― Ты прав, нэйт Грув, ― хмыкнул он вскоре. ― В нижнюю пластину целительский артефакт вставлен. Необычное решение. Такие амулеты принято на груди носить или на поясе, а тут ― на руке. Но сработало все как надо. А я-то голову ломал, каким чудом у Дьярви ребра так быстро срослись и ожоги закрылись
― Получается, это наручи меня спасли? ― Эйлерт, хоть и помогал женщинам облачать себя в свежие одежки с чужого плеча, но к разговору магов прислушивался внимательно.
― Выходит, так, ― подтвердил мор Лаэрт. ― Уж не знаю, кто та мастерица, которая такой подарок тебе сделала, но, видно, очень она хотела, чтобы ты из Гнездовья живым выбрался. Уж не жена ли?
До сих пор и сам рассветник, и остальные делали вид, что не замечают брачного браслета на левом запястье Эйлерта, но теперь все с любопытством уставились на своего гостя: что он ответит?
Эйлерт слабо улыбнулся, давая понять, что услышал ответ, но об Анналейсе рассказывать не стал. Незачем посторонним людям о его тайной женитьбе знать. Взглянул на четырехцветную татуировку. Она смотрелась яркой и четкой. Даже искры по ней пробегали, показывая, что с синеглазкой все хорошо: жива, здорова, полна сил. А значит, скоро они встретятся! На душе у Эйлерта потеплело.
― Я бы хотел наручи обратно надеть. Привык к доспеху, без него как голый. ― Он забрал из рук мора Лаэрта доспех, надел на запястье. ― Поможете ремешки затянуть?
Следующие два дня Эйлерт, как и велел мор Лаэрт, только то и делал, что ел и спал. Тело его медленно, но все-таки крепло, мышцы понемногу наливались силой, а вот магия по-прежнему дразнила щекоткой и отказывалась повиноваться.
Разговорами чудом выжившего сына Дома Ночи никто особо не донимал: у всех были свои дела, своя работа, которая не останавливалась даже ночью. Заготовители торопились разобрать драконьи туши, вынуть из них все, что есть ценного, пока разложение не коснулось мертвой плоти. Клети и бочки быстро наполнялись.
Тем не менее, о сражении в Гнездовье расспросы были. Отвечая на них, Эйлерт и сам постепенно восстановил в памяти все, что произошло с ним и его боевыми товарищами, обдумал ход битвы, вспомнил, какие приемы помогали против взрослых драконов и их птенцов.
«Мне бы доклад написать для Совета, ― думал он в те короткие отрезки времени, когда сонливость отступала и голова становилась ясной. ― Передать все, что узнал и понял про Гнездовье. Тогда в следующем столкновении с крылатыми тварями у магов стало бы больше шансов победить и выжить».
