– Он светится, Клэр, – сказал Линкольн. – Вот что мы видели в ту ночь. На озере.
– Биолюминесценция, – заметил Макс. – Некоторые черви обладают такой способностью.
Клэр услышала, как щелкнула пряжка удерживающего ремня на носилках. Обернувшись, она увидела, что санитары уже вывозят Ноя из камеры.
– Кажется, у него стабильное состояние, – сообщил ей санитар. – Отвезем его в реанимацию больницы Нокс.
– Я поеду следом за вами, – пообещала она и посмотрела на Макса. – Мне необходим этот образец.
– Езжай с Ноем, – сказал Макс. – Я сам отвезу червя в отделение патологии.
Она кивнула и последовала за сыном.
Клэр стояла в рентгенкабинете, напряженно вглядываясь в снимки на экране негатоскопа.
– Что скажете? – спросила она.
– Томограмма без особенностей, – констатировал рентгенолог, доктор Чепмен. – Все срезы кажутся симметричными. Я не вижу ни сгустков, ни кист. Нет и признаков кровоизлияния в мозг. – Он оторвался от снимков, когда в кабинет вошел доктор Тейер, невролог, – Клэр попросила его быть лечащим врачом Ноя. – Мы изучаем томограмму. Я не вижу никакой аномалии.
Тейер нацепил очки и вгляделся в снимки.
– Согласен, – кивнул он. – А вы что скажете, Клэр?
Клэр доверяла обоим врача, но сейчас речь шла о ее сыне, и она не могла переложить ответственность на других. Они это понимали и потому подробно обсуждали с ней результаты каждого анализа крови и рентгена. Сейчас они так же откровенно делились с ней своим удивлением. Оно читалось на лице Чепмена, который снова склонился над негатоскопом. В его очках отражались рентгеновские снимки, и она не видела его глаз, но нахмуренные брови подсказывали, что он затрудняется с ответом.
– Я не вижу здесь никаких объяснений припадка, – заметил он.
– А я не вижу никаких противопоказаний для спинномозговой пункции, – добавил Тейер. – Учитывая клиническую картину, я бы предпочел сделать ее.
– Ничего не понимаю. Я была почти уверена в диагнозе, – проговорила Клэр. – Вы не находите признаков цистицеркоза?
– Нет, – отозвался Чепмен. – Никаких паразитарных кист. Как я уже сказал, мозг выглядит вполне нормально.
– Так же, как и анализы крови, – подхватил Тейер. – За исключением слегка повышенного уровня лейкоцитов, но это можно отнести на счет стресса.
– Но дифференциал у него не в норме, – заметила Клэр. – Высокий уровень эозинофилов может указывать на паразитическую инфекцию. У других мальчиков уровень эозинофилов тоже был повышен. Тогда я не обратила на это внимания. А теперь вижу, что пропустила важнейшую деталь. – Она снова посмотрела на снимки. – Я видела паразита собственными глазами. Он выполз из ноздри моего сына. Все, что нам нужно, – это идентифицировать его.
– Возможно, он не имеет никакого отношения к припадкам, Клэр. Этот паразит мог вызвать другую болезнь. Скорее всего обычный аскаридоз. Он распространен по всему миру. Я видел в Мексике мальчика, который при кашле выплюнул этих червячков. Но аскариды не вызывают нервных расстройств.
– Зато их вызывает Taenia solium.
– Что, уже идентифицировали паразита из мозга Уоррена Эмерсона? – поинтересовался Чепмен. – Это действительно Taenia solium?
– Иммуноферментный анализ будет готов завтра. Если у него будут выявлены антитела к Taenia, мы будем знать, что имеем дело именно с этим паразитом.
Тейер, разглядывая снимки, покачал головой.
– Но здесь не видно никаких паразитарных кист. Впрочем, возможно, на такой ранней стадии они не визуализируются. Но тем временем нужно исключить другие варианты. Энцефалит. Менингит. – Он выключил подсветку негатоскопа. – Пора делать спинномозговую пункцию.
В кабинет заглянула администратор отделения рентгенологии.
– Доктор Тейер, вам звонят из патологии.
Тейер снял трубку телефона, висевшего на стене. Через пару минут он повесил трубку и обратился к Клэр.
– Похоже, у нас есть ответ по червю. Тому, что вышел из носа вашего сына.
– Его идентифицировали?
– Фотографии и микроскопические срезы были отправлены электронной почтой в Бангор. Паразитолог медцентра восточного Мэна только что подтвердил природу червя. Это не Taenia.
– Тогда, значит, аскарида?
– Нет, это семейство Annelida. Кольчатые черви. – Он в недоумении покачал головой. – Должно быть, какая-то ошибка. Совершенно очевидно, что они неправильно его идентифицировали.
Клэр нахмурилась.
– Я незнакома с семейством Annelida. Что это?
– Обычные дождевые черви.
23
Клэр сидела в темной больничной палате Ноя, прислушиваясь к его беспокойной возне. После взятия пункции он все пытался высвободиться и уже сбил две капельницы. Тейер наконец уступил просьбам медсестер и разрешил дать ему успокоительное. Но даже со снотворным и выключенным светом он не спал, а ерзал взад-вперед, бормоча ругательства. Она уже не могла спокойно смотреть на эту бесконечную борьбу.
Вскоре после полуночи в палату зашел Линкольн. Она видела, как открылась дверь и из коридора в палату проник луч света – она узнала силуэт Линкольна, неуверенно застывший в дверном проеме. Потом он вошел и сел на стул, стоявший напротив нее.
– Я разговаривал с медсестрой, – сообщил он. – Она говорит, что состояние стабильное.
Стабильное. Клэр покачала головой. Без изменений, вот что подразумевало такое состояние – ни лучше, ни хуже. Отчаяние – вот что она вкладывала в это определение.
– Кажется, он стал поспокойнее, – заметил Линкольн.
– Его накачали успокоительным. Это необходимо после спинномозговой пункции.
– Результаты уже известны?
– Менингита нет. Энцефалита тоже. В цереброспинальной жидкости не обнаружено ничего, что могло бы объяснить причину его состояния. А теперь и моя теория о паразите приказала долго жить. – Изнемогая от усталости, Клэр тяжело откинулась на спинку стула и грустно усмехнулась. – Никто мне не может ничего объяснить. Как он мог вдохнуть дождевого червя? Это какой-то абсурд, Линкольн. Дождевые черви не светятся. Они не паразитируют в теле человеке. Здесь какая-то ошибка…
– Тебе нужно пойти домой и поспать, – сказал он.
– Нет, мне нужны ответы. Мне нужен мой сын. Мне необходимо вернуть его таким, каким он был до смерти своего отца, до всей этой трагедии, когда он еще любил меня.
– Он любит тебя, Клэр.
– Я уже ничего не знаю. Я так давно не чувствовала этой любви. С тех пор как мы переехали сюда. – Она все смотрела на Ноя, вспоминая времена его детства, когда она наблюдала за его сном. Когда ее любовь к сыну заслоняла все на свете. Когда она любила его без памяти. – Ты не знаешь, каким он был раньше, – проговорила она. – Ты видел его только в худших проявлениях. С самой уродливой стороны. В качестве подозреваемого в совершении преступления. Ты даже не представляешь, каким милым и любящим он был в детстве. Он был моим лучшим другом… – Она смахнула слезы с глаз, радуясь, что в палате темно. – Я просто жду, когда этот мальчик вернется ко мне.
