Джек обиженно прикусил губу.
– Ребята, давайте не будем терять время! – воскликнула панда. – Нам пора приниматься за работу!
Она схватила карандаши и ленту и стремительно выпрыгнула из самого-самого тайного тайника, который, правда, уже перестал быть самым-самым тайным.
Но это была не я!
Возвратившись к машине, все четверо взялись за дело. Флопсон подробно объяснила друзьям, что каждый из них должен делать. И работа началась. К величайшему удивлению Флопсон, всё шло слаженно, как в настоящем полицейском участке. Никто не ныл, не протестовал, не отлынивал.
Майли принялась обтачивать грифель карандаша острым клювом, превращая его в мельчайший серый порошок. Порошок мягко ссыпался в чашку, которую Фридолин предусмотрительно подставил под карандаш.
Вместо кисточки Флопсон использовала свой пушистый хвост. Сперва она макала его в чашку, затем осторожно наносила порошок на лезвие ножа. Оно должно быть полностью покрыто! Каждая частичка! Иначе ничего не получится!
Когда всё было готово, настала очередь Джека. Он оторвал длинную полоску липкой ленты и аккуратно прижал её к обсыпанному порошком лезвию. Хомяк выглядел настолько серьёзным и сосредоточенным, что Флопсон едва сдержала улыбку. «Какой же он потешный и милый!» – в который раз подумала она.
Чтобы Джек не запутался в длинной ленте, Флопсон помогла приподнять её, и они вместе прижали полоску к бумаге. Эту процедуру они повторили несколько раз, пока не обработали всё лезвие.
И вот на белом листе появился отчётливый отпечаток… Но этот отпечаток точно не мог принадлежать жако. Или любой другой птице. На бумаге явственно была видна чья-то лапа.
– Значит, диван изрезал не жако, – после короткой паузы резюмировала Майли.
– Или же он был не один, – предположил Джек. – Возможно, преступников было двое. И у одного из них лапы. – Он подозрительно покосился на Флопсон: – Кстати, о лапах. Выглядит, между прочим, как твоя.
– Но это была не я! – возмущённо запротестовала маленькая панда.
– Однако мы всё равно обязаны взять у тебя отпечаток лапы!
Флопсон была потрясена до глубины души – как он только мог заподозрить её!
– Ты хочешь сказать, что это я изрезала собственный диван? В собственной квартире? А потом ещё и похитила собственного друга? Между прочим, лучшего друга! – Она была вне себя и воинственно упёрла лапы в бока.
Джек тоже принял боевую стойку. Несколько секунд они стояли вплотную, сцепившись взглядами. Глаза их пылали такой яростью, что, казалось, они испепелят друг друга.
В конце концов Джек нарушил молчание.
– Мы, пальцеснимальшики, обязаны проверять каждого подозреваемого, – сурово сказал он.
– Ну, вообще-то он прав, – неуверенно произнёс Фридолин.
Майли кивнула.
– Не пойму, чего ты так разволновалась? – заметила синичка. – Ведь если это была не ты, то что тебе стоит сделать отпечаток своей лапы?
Флопсон была в ярости. Она так злилась на Джека, что готова была укусить его. Ну, или хотя бы как следует исцарапать. Но вместо этого она покорно окунула лапу в чашку с порошком, а потом, бросив на хомяка убийственный взгляд, прижала её к чистому листу бумаги.
Затем, не говоря ни слова, приподняла лапу и положила свой отпечаток рядом с отпечатком преступника.
– О! – с изумлением воскликнула Майли.
– Ну да, ничего общего, – констатировал Фридолин. – Совершенно ничего.
Флопсон с интересом разглядывала отпечатки. Действительно, обе лапы нисколько не походили друг на друга. Всё было разным: и подушечки, и пальчики, и коготки. Очередная волна ярости захлестнула маленькую панду, и она стремительно выскочила из машины.
На улице уже сгущались вечерние сумерки. Сквозь высокую траву она крадучись пробралась к забору, уселась возле дыры и тяжело вздохнула. Похоже, в этом мире ни на кого нельзя положиться. Тем более на городских животных.
Флопсон подумала о Тьялле. Как же она по нему скучала! Потом она подумала, что в гостиной фрау Плюмпух ей было не так уж плохо. Да, порой скучно. Но, по крайней мере, там её никто не обижал. Никто ей не грубил. И главное, никто не был к ней так жесток, как эти городские звери.
Тут, в этом огромном диком мире, всё было таким волнующим, таким захватывающим. Всё воспринималось гораздо острее, сильнее. И хорошее, и плохое. И радость, и печаль. И счастье, и разочарование, и искренность, и равнодушие, и дружба, и предательство.
Внезапно Флопсон почувствовала себя разбитой и опустошённой. Она вернулась в сад и доела своё яблоко. Но странное чувство опустошения не ушло. Видимо, это был не голод. Это была невыразимая тоска по Тьялле. Ведь они раньше никогда не расставались! Как он сейчас? Всё ли с ним в порядке? А вдруг ему плохо?
Флопсон свернулась калачиком под яблоней. Завтра, прямо с утра, она сама отправится на поиски друга. И обязательно найдёт его и спасёт!
Позади раздался тихий шорох. Флопсон вздрогнула и обернулась. Перед ней, переминаясь с ноги на ногу, стоял Фридолин. Он виновато покашлял.
– Смотри, и я этого не делал. – С этими словами пони протянул ей лист бумаги с отпечатком его копыта.
– И я тоже! – прощебетала Майли. Она подлетела к ним, держа в клюве лист с отпечатком птичьей лапки.
– Ну и я тоже. – Джек неуверенно приблизился к Флопсон и протянул ей свой лист бумаги. – Правда, лапа преступника по форме очень похожа на мою. Но мой отпечаток гораздо мельче.
Высокая трава полностью скрывала хомяка, и маленькая панда не могла видеть выражение его мордочки. Но голос его звучал вкрадчиво и почти ласково. Казалось, он пытается загладить свою вину.
– В общем, мы все сделали отпечатки, – пояснил он. – Иначе это было бы неправильно и несправедливо.
– Но, главное, теперь мы знаем, что мы все этого не делали! – радостно подытожил Фридолин.
Флопсон затопила тёплая волна счастья, которая в один момент смыла всё плохое: и ярость, и обиду, и усталость, и страх.
– Спасибо, – с облегчением пробормотала она.
Все вместе они вернулись в машину. Ведь близилась ночь, и пора было ложиться спать. Но когда друзья уже почти засыпали, Джек неожиданно выкарабкался из своей спальни-бардачка и тихо улёгся под боком у Фридолина.
– Знаете, – прошептал он. – Вы можете остаться ещё на одну ночь. Я разрешаю. Но завтра уже точно всё, ладно?
