— У тебя есть план, что делать дальше? — поинтересовался я.
— Дальше? Выбираться тебе надо из этого места. Толку все равно никакого. Найдем за границей больничку покруче, чтобы тебе мозги на место вправили, а затем уже будем составлять планы. Да и опасно здесь. Тебе, считай, повезло, что мы тебя раньше, чем они, нашли. Ты мне по телефону в последний раз сказал, что теперь все их расклады знаешь и что они у тебя в кулаке. То, что ты жив, они так или иначе узнают. Главное, чтобы не догадались, что у тебя память отшибло. Повезло, что тот мусор концы отбросил. Все меньше свидетелей.
Мне не понравилось, как Сёдж отозвался о покойном Бражко, который ассоциировался у меня со старым добрым участковым инспектором, какими их изображали в совдеповских кинокартинах.
— А вы ему часом не помогли, а? Под машину попасть?
— Нет. Просто совпадение такое… удачное для нас. Хотя мысль, что надо принять какие-то меры, у меня была.
— Так ведь обо мне не только капитан знал. В моей палате еще два мужика лежат. Плюс весь персонал отделения. Какие против них меры примем?
Недовольство было слишком явное, чтобы Сёдж его не заметил. Он отступил на шаг и резко произнес:
— Хватит тебе юродствовать. О деле надо думать. Я тебе еще столько должен рассказать!
— Расскажешь. Только сначала ответь мне на один вопрос: мы — бандиты?
Сёдж засмеялся, и я рассердился еще больше.
— Слишком общее название, чтобы обозначить что-либо конкретное. Тебе не кажется? — Он криво улыбнулся. — Чересчур объемное. В нашем обществе есть те, кто называет себя политиками, чиновниками, милиционерами, предпринимателями. И ко всем указанным категориям можно смело применять то слово, которое ты сейчас употребил. Слишком размыты грани, чтобы я смог точно ответить на твой вопрос. Но если тебя интересует узкое значение слова «бандит», могу тебя успокоить. Мы не бандиты. Мы — бизнесмены.
— То есть мы не грабим на большой дороге?
— Вот-вот. На большой дороге мы точно не грабим.
— Но при случае можем послать к кому-то дядьку с пистолетом?
Что ответил Сёдж, я не услышал, ибо в котловане стали забивать сваи, заглушив его слова.
— Пойдем отсюда! — почти крикнул я, но тут почувствовал, как Сёдж, крепко ухватившись за мой воротник, уже вовсю тянет меня к себе, пытаясь прикрыть, и в то же время напряженно смотрит в противоположную сторону.
Затем я увидел в руке Сёджа пистолет. Его тело дернулось два раза, и что-то с силой ударило слева, задев мой пиджак. Позже я понял, что это была одна из пуль, пробившая тело Сёджа и чудом не зацепившая меня. Отпустив меня, Сёдж рухнул на гравий аллеи, успев при этом прошептать:
— Беги, дурак.
Бежать я не мог. Мои ноги словно приросли к земле. Как завороженный, я уставился в ту сторону, куда только что смотрел Сёдж. В пятнадцати шагах, возле большого куста сирени, стоял тот самый гипотетически упомянутый «дядька с пистолетом», конкретизированный в облике парня очень маленького роста, подстриженного под ежик, в синих спортивных штанах, запыленных внизу, и футболке навыпуск без рукавов. Пистолет, который он держал в руке, тоже был весьма реальным — большой и черный, с привинченным к стволу глушителем, отчего казался еще больше. Жизнь отбивала последние доли секунды: четыре, три, два, один, ноль…
Убийца нажал на курок.
IV
Микроавтобус «Газель» с убитой ходовой частью трясся по брусчатке центральной улицы города. Мимо пассажиров маршрутного такси проплывали витрины мини-, супер- и просто маркетов, бутиков и всякого рода шопов. Напротив желтого, как лимон, здания областной госадминистрации стояла оранжевая палатка, рядом с которой покачивался изогнутый дугой слоган: «Ющенко — у нас не ТАК!»
Я не знал, как там «не ТАК» было у людей, сидящих в палатке, но у меня точно все было не так. Все складывалось глупо, до абсурдности глупо, мерзко и пошло. Взять хотя бы этот день. Я встретил близкого мне человека. Человека, который называл меня «братом» и мог мне помочь. Но я отнесся к нему с большой настороженностью. Я не очень-то доверял ему, а его приблатненные ужимки откровенно раздражали меня. И вот в критический момент этот человек закрыл меня от пуль киллера, а сам при этом погиб.
Было ли мне страшно под дулом наведенного на меня пистолета? Не знаю. Помню только чувство глубокого разочарования. Ради чего, спрашивается, нужно было выплывать из реки, а потом три недели набивать желудок всякой медикаментозной отравой? Чтобы обрести свое потерянное «я»? Или чтобы быть застреленным каким-то циничным отморозком, имени которого ты даже не знаешь и для которого твоя простреленная тушка есть конечный продукт производственного процесса, разумеется, оплаченного?
Еще я помню, что из оцепенения меня вырвал «холостой» щелчок пистолетного курка. В интервале тишины, наступившей между двумя ударами строительного молота по свае, он был хорошо слышен. Пистолет киллера дал осечку! Я пригнулся к земле, подбирая выпавшее из рук Сёджа оружие, которым он не успел воспользоваться. Решив, что карты ложатся не в его пользу, коротышка в спортивных штанах, не тратя времени на передергивание затвора, развернулся и попытался спастись бегством. Бежал он недолго. Не поднимаясь на ноги, стоя на коленях возле тела поверженного товарища, я, практически не целясь, прижал руку с «Макаровым» к бедру и спустил курок, заранее уверенный, что попаду в цель. Позже я удивлюсь этому ощущению, но тогда мне было не до раздумий. Лишившись половины затылка, брызгая мозгами, киллер сделал по инерции еще несколько шагов и врезался физиономией в серый трансформаторный ящик, стоящий сбоку от аллеи.
Потом я поглядел на раненого. Его жизнь отбивала последние секунды.
— Западло, — прошептал он, прежде чем умереть, и смежил веки.
Никаких оснований ему не верить не было. Когда у тебя на глазах убивают последнего близкого тебе человека, это еще то «западло» или даже не просто «западло», а «западло», возведенное в третью степень. Однако я понимал, что нужно что-то срочно предпринимать. Бежать за врачами было бессмысленно. Вопрос о медицинской помощи на повестке дня не стоял, а патологоанатомы не относятся к медицинской службе «скорой помощи». Этим можно не торопиться.
Я осмотрелся. Вокруг никого не было, а тот факт, что в самом дальнем конце парка звук моего выстрела слился с шумом стройки, давал повод думать, что у меня есть пара минут форы, и это прибавило мне уверенности в правильности своих действий.
Поверхностный осмотр карманов Сёджа (на детальный не было времени) дополнительной информации не принес: я обнаружил только бумажник, в котором оказались тысяча двести долларов плюс четыре бумажки по пятьдесят евро, а также две электронные кредитные карточки. Не желая наводить сыщиков на мысль, что в перестрелке участвовал еще один человек, я оставил в бумажнике кредитки и двести долларов и положил его обратно в карман убитого.
На обыск киллера времени не осталось — в парке в любой момент могли появиться посторонние. Рукавом пиджака стерев отпечатки пальцев с пистолета, я вложил его в руку Сёджа.
