— Я ко всем справедлив. В той мере, в какой они это заслуживают. Тебе, когда ты училась на юрфаке, на лекциях говорили, что в тюремной среде есть такой термин — «прописка»?
— Это когда в камере или бараке появляется новый заключенный и все смотрят, как он себя покажет.
— Правильно. Так вот, «прописка» есть везде, в любом коллективе, только в другой форме, но об этом не всегда говорят. Считай, что свою прописку здесь ты прошла. А про все, что ты мне докладывала относительно расследования, составь подробную докладную на имя прокурора.
Сообщение о том, что рапорт уже готов, казалось, не вызвало у него никаких эмоций. Первое впечатление прошло, и Шевченко снова превратился в беспристрастного начальника.
— У тебя есть описание этого пациента? — спросил он, оторвавшись от чтения.
— Описания нет. Соседи по палате сообщили, что Бражко фотографировал его, поэтому я не стала тратить время на выяснение внешности пострадавшего, зная, что увижу снимки. Однако в деле, с которым я ознакомилась в райотделе, их почему-то не оказалось. Равно как и негативов. Теперь опять придется идти в больницу. Что ж, сама виновата. Впрочем, Екатерину Заяц все равно надо допросить по всей форме… Вы пойдете на доклад к прокурору, Владимир Степанович?
— Разумеется. Как только он появится. Пока его нет. А что? Не терпится, чтобы я похвастался твоими подвигами?
— Не терпится… осмотреть жилье Анны Юговой. А для этого нужна санкция Льва Андреевича.
— Хорошо, я скажу ему об этом.
Пока Пиночет ходил к начальству, я занималась бумажной работой. Возвратившись, Шевченко принес конкретные указания прокурора: с ментами, расследовавшими гибель инспектора Бражко, разобраться; версию исчезнувшего из психбольницы больного проработать. Однако санкцию на обыск комнаты медсестры Анны Юговой так, гад, и не дал.
— Твердых оснований для обыска у нас пока нет, — дословно передал сказанное прокурором Пиночет. — Больше похоже на голые домыслы… Это его слова, но должен признать, что Лев Андреевич где-то прав. Ты сама посмотри, что творится. Милицию трясут, налоговую с таможней трясут. Вполне может статься, что мы следующие на очереди. В этой ситуации лучше перебдеть, чем недобдеть. Такая вот политика, Алеся. Подождать надо несколько дней. Думаю, твоя медсестра сама объявится.
III
Долго ждать не пришлось. В воскресенье мне позвонили домой. Я была в саду.
— Леська, тебя к телефону! С работы! — радостно крикнул отец.
Еще бы ему не радоваться. Сбывалась мечта о том, что у одного из его детей не будет ни отдыха, ни личной жизни. Хотя личной жизни у меня и так не было.
Звонил Андрей Суббота. Я больше на него не дулась.
— Привет, что поделываешь?
— Слушаю твой противный голос. А минуту назад сидела на дереве и объедалась черешнями.
— Считай, что ты уже наелась и больше не хочешь. Объявилась твоя медсестра. Правда, довольно своеобразно. Ее соседи, которые живут за стенкой, обратили внимание на неприятный запах. Забеспокоились, вызвали милицию. Взломали дверь, а там… Короче говоря, мы уже все здесь. Подтягивайся. Получишь море незабываемых впечатлений.
— За мной заедут?
— Нет. Все машины заняты. Придется своим ходом. Шевченко сказал, что адрес ты знаешь.
Положив трубку, я быстро сменила шорты на джинсы и насела на папашку, чтобы он на нашей семейной лайбе доставил меня в нужное место. Старик никак не хотел расставаться с газетами, но мне на помощь пришла мать, и общими усилиями мы вытурили его из любимого кресла и заставили выбросить белый флаг.
Второй этаж общежития кишел работниками правоохранительных органов. Как я ни храбрилась, но духу подойти к мертвой медсестре ближе чем на двадцать метров у меня не хватило. Всю информацию об осмотре места преступления я предпочла получить из вторых рук, для чего отозвала в сторонку Андрея Субботу. В саму же комнату я вошла только после того, как труп хозяйки увезли в морг, чем вызвала острое недовольство Пиночета.
— Мы с тобой, деточка, — проворчал он, — занимаемся расследованием особо тяжких преступлений. А особо тяжкие преступления — это почти всегда убийства. А убийства — это трупы. А трупы имеют препротивное свойство часто быть несвежими. Особенно летом, в жаркую погоду. И раз уж ты избрала это своим хлебом, то нечего нос воротить.
— Виновата, исправлюсь, — буркнула я в ответ.
— Еще как исправишься. В морг за результатами вскрытия пойдешь сама.
По-моему, это было лишним.
— Так они сами акт принесут! Зачем мне туда идти?
— Они принесут! Дождешься! Да если их не торопить, неделю будут кота за хвост тянуть. А предварительные результаты должны быть готовы уже к четырем часам. Сегодня! Поэтому будешь стоять у них над душой и капать им на мозги! У тебя это хорошо получается.
— Это еще почему?
— Потому что вот уже неделю ты проделываешь это со мной. И довольно успешно, я тебе скажу.
— Раз так, то ладно, — согласилась я. Другой альтернативы все равно не было.
Ближе к вечеру мы собрались в кабинете прокурора. О том, что дело об убийстве милиционера Шамрая имеет продолжение, Лев Андреевич Притула узнал по мобильной связи во время пребывания за городом, на пикнике, и, разумеется, тут же включился в руководство процессом. В прокуратуру он прибыл, не заезжая домой, источая запах дыма, сухого вина и шашлыка. Спортивный костюм фирмы «Адидас» и пьяноватые глаза делали его похожим на актера, принимавшего участие в кинопробах на главную роль в фильме «Ельцин в Барвихе».
Пиночет докладывал о результатах предварительного расследования. Притула внимал. Мы молча слушали.
— Жертва — Югова Анна Сергеевна. Смерть наступила в результате пулевого ранения в голову. С момента смерти прошло несколько дней. При такой температуре воздуха трудно определить точное время смерти. И вообще, со временем тут закавыка. Патологоанатом в заключении написал, что это произошло предположительно пятого июня, то есть в прошлое воскресенье. Но мы точно знаем, что шестого июня, в понедельник, Югова звонила в больницу заведующей отделением по поводу отпуска.
— Ну, значит, ее убили в понедельник, — заключил Притула. — Тем более что эксперт сам до конца не уверен. Какая же тут закавыка?
— Лично я предпочел бы воскресенье. Чуть позже я объясню свою точку зрения. Убийца стрелял из «ПСМ», пуля калибра пять сорок пять найдена. Выстрел сделан с близкого расстояния — метр или немногим больше. Поскольку другие жильцы выстрела не слышали, можно утверждать, что оружие было с глушителем. Двери не сломаны, значит, своего убийцу хозяйка впустила к себе сама. Следов физического насилия на теле не обнаружено. В затылочной части черепа есть гематома, но это скорее от удара головы о край стола уже после выстрела. Не больше чем за два часа перед смертью девушка принимала мясную пищу. Обнаружена небольшая доза алкоголя. Мы предполагаем, что днем Югова была на свидании с мужчиной. Они ходили в ресторан или кафе. Об этом свидетельствует тот факт, что Югова была при полном параде: макияж, маникюр, соответствующая одежда. Осмотр ее комнаты выявил одну интересную деталь — не так давно девушка, похоже, прибарахлилась. Обнаружено несколько новых вещей: кофточки, юбочки, джинсы. И все это еще ни разу не надевалось. Туфли демисезонные. Тоже новые, в коробке. Белье. В общей сложности на три с половиной тысячи долларов покупок. Для медсестры со ставкой в триста двадцать в месяц это, безусловно, деньги. Вся ее старая одежда гораздо скромнее. Да, еще духи на комоде — «Анаис-Анаис», тоже недавно купленные. Вот Алеся Владимировна, наш главный эксперт по парфюмерии, говорит, что такой флакон тянет самое меньшее на две с половиной сотни.
