а) те, которые, возможно, выдаст завхоз;
б) вещи, которые хочешь не хочешь, а придется принести из дому;
в) вещи, которые придется клянчить у Пиночета. Например, несколько цветочных вазонов: три фиалки и две хлорофиты (все равно он не умеет правильно за ними ухаживать), лишний письменный набор, хранящийся у него в шкафу (давно на него глаз положила), и темную тумбочку, стоящую слева от его стола (она у него явно лишняя, он об нее только спотыкается).
Покончив со списком, я один за другим выдвинула все ящики стола. Они были пусты, за исключением самого верхнего, в котором обнаружились разбросанные скрепки, шариковая ручка без ампулы и пустая упаковка из-под презервативов «Life Style». «Пожалуй, надо как следует вымыть стол, — решила я. — Мало ли чем на нем занимались».
Раздобыв в соседнем кабинете тряпку и чистящее средство, я стала усердно тереть столешницу и не заметила, как в помещение вошел посторонний.
— Эй! — услышала я. — Скажи, а кто такая у вас Алеся Владимировна Ищенко?
Я обернулась. Рядом стоял рыжий пижон в дорогом костюме. Раньше я его никогда не видела. Этот тип выглядел так, словно шел просаживать деньги в казино, но по случайности оказался в прокуратуре.
Смысл вопроса был не до конца ясен, поэтому я уточнила на всякий случай:
— Кто такая в смысле, где ее можно найти? Или в смысле, что она за человек?
— Хотя бы «где». А уж что за человек, я и сам увижу.
— Ищенко — это я.
— Ты?! Вы?! А я решил, что вы… уборщица. Таблички на дверях нет.
— Я только сегодня сюда вселилась.
— Это заметно. — Не дожидаясь приглашения, пижон пододвинул к столу один из стульев и сел как раз напротив меня.
Я швырнула тряпку в угол.
— Если у вас ко мне дело, то для начала представьтесь.
— Нет у меня к вам никакого дела. Это у вас ко мне дело. Я — майор Остапенко из райотдела. Мне передали, что вы хотите меня увидеть. Будто бы проверку какую-то проводите?
В его голосе явно угадывалось недовольство по поводу того, что я отрываю столь занятого человека по пустячному поводу.
— Не какую-то, а проверку на предмет полноты и качества предварительного расследования по факту гибели капитана Бражко, вашего подчиненного. — Я открыла портфель и извлекла нужную бумагу. — Вот постановление.
С нарочитым усилием, не скрывая брезгливости, Остапенко взял бумагу с отпечатанным постановлением. Прочитал и расписался под словом «Ознакомленные», напротив своей фамилии.
— Херней занимаетесь. Проверка… Да что там проверять! И так все ясно. Расследование мы провели. Материалы были переданы по инстанции. Они, насколько мне известно, на стадии передачи в архив. Впрочем, проверяйте, если других дел нет… Я в прокуратуре многих знаю. А тут говорят, что, мол, какой-то Ищенко меня к себе приглашает. А это, значит, вы. Вижу, недавно работаете?
— Это к делу не относится. Скажите, Остапенко, почему именно вы вели предварительное расследование по факту гибели вашего подчиненного?
Причина была хорошо известна, но надо же было с чего-то начинать. Я вооружилась бумагой и шариковой ручкой.
— Виталий Сергеевич, — поправил меня Остапенко. — Лучше, если вы будете обращаться ко мне по имени-отчеству. Обращение «товарищ» отжило, «господин» еще не прижилось и звучит дико. Просто по фамилии — это как-то слишком прямолинейно. Я ведь все-таки старше вас. И по возрасту, и по положению. А то, что вы меня проверяете, так это только на какое-то время. Кто знает, где завтра будете вы и где буду я? Так что давайте будем предельно вежливы.
— Хорошо, Виталий Сергеевич.
— Бражко был сбит машиной, когда шел домой. А жил он недалеко от места службы. Его район подлежит нашей юрисдикции. Поэтому ничего удивительного в том, что изучением обстоятельств несчастного случая, происшедшего с моим подчиненным, занимался я, нет. Хотя, разумеется, сначала был приказ вышестоящего начальника. Словом, все как положено.
— Как именно вы действовали, когда оказались на месте происшествия?
— Оказавшись на месте происшествия, мы действовали энергично, умело и грамотно. Я с тремя помощниками, оперуполномоченными Скрипкой, Баньковым и Зозулей, тотчас стал обходить квартиры, чтобы учинить опрос жильцов по всем правилам, которые вам должны быть хорошо известны… — Остапенко остановился, заметив, что я еле сдерживаю улыбку. — Я сказал что-то смешное?
— Извините. Нет. Просто слово, которое вы употребили… «учинить». Как в «Братьях Карамазовых». Там, где описывается убийство Федора Карамазова.
— Это рок-музыкант?
[6] Я и не знал, что его убили. Я в последнее время телевизор редко смотрю. Времени не хватает. Работы непочатый край.
— Карамазов — это персонаж романа Достоевского. Был такой автор детективного жанра. В девятнадцатом веке.
— Ну да, конечно, теперь вспомнил. Он еще про маньяка писал, который старух богатых мочил. Думал, что он типа Наполеон.
Оставив литературоведческие подробности, я приступила к главному. Вся беседа заняла часа два. Все интересующие вопросы были заданы, ответы, прозвучавшие во время беседы, аккуратно записаны. Я протянула бумагу Остапенко. На, дескать, ознакомься.
— Ничего не упустили? — на всякий случай уточнила я, наблюдая, как Остапенко расписывается: мало того что он держал ручку в левой руке, он еще очень замысловато выгибал кисть.
— Нет, — уверенно ответил майор. — Я могу быть свободен?
— Пока нет. Это была первая часть нашей с вами беседы. Настало время перейти ко второй.
— Что еще? Мне работать надо.
С невозмутимым выражением лица я достала чистый лист.
— Вы не включили в дело содержание вашей беседы с гражданином Сычом. Интересно, почему?
— Каким еще Сычом? Никакого Сыча у нас не было. Это еще кто?
— Жилец из сорок восьмой квартиры, Георгий Иванович Сыч.
— Может быть, и жилец. Всех не упомнишь.
— Он свидетель.
— Был бы он свидетелем, его показания зафиксировали бы в деле. Раз показаний нет, значит, никакой он не свидетель.
Пришлось предъявить майору ксерокопию протокола допроса Сыча.
— Ага… угу… ну да… точно, — вчитываясь, бормотал Остапенко. — Кажется, припоминаю. Попадался нам такой.
— Ну и?..
— Что и?
— Вопрос все тот же: как вы объясните, что показания свидетеля Сыча не были вами учтены?
— А так и объясню, что вы слишком высокого мнения об этом ханурике. Из него такой свидетель, как… Не буду говорить, из чего молоток.
— Отчего же ханурик? Мне он показался вполне трезвомыслящим человеком.
