— Думаете, займись вы Зелинской, вам бы повезло больше? Она, между прочим, поехала в прокуратуру области с жалобой на меня.
— Шутите? В чем она вас обвиняет?
— В политическом преследовании, разумеется. В чем еще сейчас модно обвинять прокуратуру и милицию?
— Не поняла.
Пиночет охотно рассказал. Первым вопросом, который он задал Зелинской, был следующий: не хочет ли она что-либо поменять или уточнить в своих показаниях? Заведующая отделением ответила отрицательно. Шевченко спросил ее прямо, а точно ли медсестра Югова звонила ей в понедельник? На этот раз ответ был положительный. Да, Югова звонила ей в понедельник. Тогда Пиночет ознакомил ее с выводами экспертизы, однако заключение, что смерть наступила в воскресенье, на показания свидетельницы не повлияло. Заметив по ходу, что экспертов не худо было бы уволить, а на их место найти настоящих профессионалов, Зелинская продолжала настаивать на своем. Пришлось еще раз напомнить ей об ответственности за дачу ложных показаний, после чего повторить первоначальный вопрос. В ответ Зелинская устроила настоящую истерику. Дескать, все это было специально подстроено, чтобы заставить ее уйти с поста заведующей. Все потому, что на прошлогодних выборах она агитировала не за того кандидата. О трупах на территории больницы Зелинская как будто бы забыла.
Рассказ Пиночета был прерван появлением Андрея Субботы.
— Ух, — устало произнес он с видом человека, только что разгрузившего машину цемента. — Совсем запарился я с этими двумя. Коваль кричит, что у Психа прямой нос был, Заяц же утверждает, что он был картошкой. Один — что подбородок острый, другая настаивает, что круглый. Чертов фоторобот. Думал чокнусь, пока эти двое к консенсусу придут.
— Представляю, что у вас получилось, — проворчал Шевченко.
— А вот, пожалуйста, полюбуйтесь. — Андрей положил на стол пачку листов. — Смесь бульдога с носорогом.
Я взяла верхний. Псих, каким его запомнили лечащий врач и сосед по палате, оказался угрюмым человеком с худощавым, заросшим щетиной лицом, толстоватыми губами. Его черты чем-то напоминали мне моего Александра Подольского, то есть каким бы он мог быть, если бы его продержали пару неделек где-нибудь взаперти. Как ни странно, но на этот раз воспоминание о герое моего романа неприятных ассоциаций не вызвало. Я даже улыбнулась, представив Сашу сидящим в клетке. Может, потому что я и сама посадила бы его на недельку на цепь за те душевные муки, которые он мне причинил.
— В морге узнайте, — велел Шевченко, — нет ли похожего среди неопознанных трупов. А то мы его ищем, а он, возможно, давно уже среди мертвых числится.
— Хорошо, — отозвался Суббота. — И вот еще что. Заяц одну вещь про этого пациента вспомнила. На его теле есть следы двух пулевых ранений. На левом плече и на боку. Раны очень давнишние, обе навылет. Тип-то, похоже, уже стреляный. В обоих смыслах… Эй, Леська! Ты куда это?
— Я кабинет открытым оставила. Сейчас вернусь.
Открытый кабинет был только поводом. Оставшись наедине, я достала мобильный и вошла в телефонную книгу в поисках контактных номеров Саши Подольского. К счастью, я их не успела удалить. Номеров у меня было два: мобильный и городской, квартирный. Сначала я набрала квартиру, но никто мне не ответил. Прежде чем набрать мобильный, я некоторое время колебалась, понимая, что в случае, если он мне ответит, придется что-то говорить, так как мой номер у него все равно высветится. Я же хотела просто удостовериться, что с ним все в порядке. Почему? Да потому что у Саши тоже были шрамы на теле. И тоже давнишние. В тех же самых местах, что и у Психа. На боку и на плече. Навылет. Да и черты его лица смутно походили на полученный фоторобот.
Резко выдохнув, я нажала на кнопку набора, одновременно слушая, как колотится мое сердце.
— Абонент находится вне зоны досягаемости, перезвоните, пожалуйста, позже, — ответил издалека механический голос.
V
Поразмыслив, я решила не говорить Пиночету о своих подозрениях насчет личности Психа. По крайней мере до тех пор, пока не буду знать наверняка. Еще я опасалась, что, если начальство узнает о моем близком знакомстве с одним из фигурантов дела, меня запросто могут отстранить от расследования.
Остаток дня и весь вечер я пробовала связаться с Александром, но результат был прежним. Я поняла, что прояснение ситуации требует более действенных мер, нежели просто держать в руке телефон и с тупым упрямством нажимать кнопку «Повтор». Поэтому, явившись следующим утром в прокуратуру, я сказала, что хочу на несколько часов отпроситься с работы, чтобы решить назревшие личные проблемы.
— Хорошо, — согласился Пиночет. — Но только после двенадцати. Сначала съездишь в больницу.
— Зачем?
— Только что, перед твоим приходом, звонил Перельзон. Ты ведь хотела с Хахалиной встретиться? Так вот, он говорит, что сегодня вроде бы можно. Надо пользоваться случаем, пока у пациентки не началось очередное обострение. Только одну я тебя не отпущу. Вместе с Субботой поедешь…
Я не возражала. Так было и веселее, и удобнее, потому что Андрей был на машине. Однако, к моему большому разочарованию, посещение больницы ничего нам не дало. Хотя на все вопросы больная Хахалина отвечала очень охотно, выжать что-нибудь полезное из ее ответов не представлялось возможным. Так, например, на самый главный вопрос, откуда ей было знать, что пациенту из четвертой палаты неврологического отделения угрожает опасность и он должен немедленно бежать из больницы, Хахалина ответила, что такая опасность угрожает всем живущим и что бежать нужно всем.
— Куда бежать? — не понимала я.
— К свету, — скрипела Хахалина. — Только в нем можно найти спасение.
— Хотя бы скажите, в какой стороне этот свет?
— Если человек слеп, как ему объяснить, где свет?
В таком приблизительно ракурсе и прошел весь разговор.
— Теперь куда? — осведомился Андрей Суббота, когда мы не солоно хлебавши вышли за ворота больницы.
— Кому куда. Тебе — пахать дальше, а у меня до вечера отгул.
— Хочешь, я тебя подвезу?
Я решила, что неплохо было бы сначала оказаться дома, принять душ и переодеться.
— Хочу. Отвези меня домой.
Мой дом был далеко, и я подумала, что Андрей включит задний ход, но, как мне показалось, он даже обрадовался. У меня мелькнула мысль, что старший лейтенант, вероятно, вздумал мной увлечься, но моя голова была слишком занята, чтобы серьезно задуматься над этим.
Коричневое такси высадило меня на улице Примакова, где жил Александр Подольский. Андрея я отпустила еще раньше, как только приехала домой. Не хотелось злоупотреблять его расположением, да и о моем дальнейшем маршруте ему знать было совсем не обязательно.
В парадном, где находилась Сашина квартира, ничего не изменилось. Те же вымазанные краской (чтобы не украли) лампочки, те же надписи на пластиковых стенках лифта, та же старая, забытая кем-то детская коляска на площадке между пятым и шестым этажами.
