Я грустно вздохнула: мой начальник готов был строить какие угодно версии, но даже отдаленно не мог предположить, что причиной всему не мой отец, а я сама. Отчасти это было простительно. Он ведь не знал ни о Саше Подольском, ни о Серове, ни о пятилетием юбилее фирмы «Техникс», которого на самом деле не было. Я понимала, что дальше тянуть было нельзя, пора признаваться, но в тот момент мне больше всего на свете не хотелось этого делать. Мое признание наверняка вызвало бы у Шевченко вспышку гнева, противостоять которой у меня просто не было сил. Хватит и этого неожиданного покушения. К тому же сказывалось действие укола, от которого жутко хотелось лечь и заснуть.
В комнату вошел Суббота.
— А говорила, что не умеешь стрелять, — сказал он. — Прямое попадание в лоб, летальный исход. Точно, как в аптеке.
— Помолчи, — попросила я и, забыв о приличиях, забралась в кресло и поджала под себя ноги. Поскорей бы все уходили.
— Неужто жалеешь? А у него, между прочим, был обрез ружья «ИЖ». Заряжено жаканом. Знаешь, что это? Такой большой кусок свинца. Его используют, когда на диких кабанов охотятся. Я вот подумал, а вдруг это и есть тот самый тип, что следил за тобой?
— Это не он, — отрезал Пиночет с видом человека, который только что сделал некое открытие, но пока предпочитает о нем молчать.
— Да?! Ну, вам с башни виднее. Кстати, парня сейчас увезут в морг. Проститься никто не желает? Нет? Я так и думал.
— У тебя пистолет есть? — спросил Субботу Владимир Степанович.
Старлей похлопал себя по поясу.
— А как же мне без него. Без пистолета мне страшно.
— Превосходно. Ищенко нужна охрана. Останешься с ней до утра. А завтра утром проводишь на работу. — Пиночет повернулся ко мне: — Отдыхай, Алеся. Завтра продолжим. Выспись как следует, а часам к одиннадцати приходи. Хорошо?
Я благодарно посмотрела на следователя. Так в самом деле было лучше. На следующий день в спокойной обстановке я все ему и расскажу.
— Что молчишь? — спросил Шевченко, заметив мой пристальный взгляд.
— У вас на рубашке губная помада, — сказала я. — Не там… С правой стороны, на плече.
Пиночет посмотрел в указанном направлении и вдруг неожиданно для меня покраснел, как младший школьник.
VIII
К девяти часам я была на работе как штык, решив кредит благосклонности Владимира Степановича употребить не на утренний сон, а на более важные вещи. Что-что, а это мне было крайне необходимо. Еще на улице, встретившись с кем-то из следователей, я узнала хорошую весть: Притулы, которого зачем-то вызвали в столицу, не будет два дня. Значит, не придется тратить время на объяснения перед высоким начальством, тем более что и общения с Пиночетом хватало с лихвой. Однако все надежды на спокойную рабочую обстановку лопнули, как мыльный пузырь. Шевченко был раздражителен сверх всякой меры и постоянно брюзжал. То ли из-за испорченного вечера, то ли пес его знает из-за чего. Рапорт о вечернем происшествии пришлось переписывать три раза, поскольку он никак не мог устроить моего начальника: то он казался Пиночету слишком коротким, то, наоборот, полон не относящихся к делу деталей, которые можно обернуть не в мою пользу.
Когда я принесла рапорт в третий раз, то увидела у него в кабинете Андрея Субботу и еще двух оперуполномоченных, занимавшихся поисками Саши Подольского, который до сих пор проходил у них как Псих. Об этих поисках, вернее об отсутствии их результативности, и шел разговор. Я появилась как раз в тот момент, когда один из оперов докладывал, что ни в одном автотранспортном предприятии похожего человека на работу диспетчером не брали. И не только диспетчером.
— Оно ему нужно, диспетчером устраиваться, — буркнул Пиночет, сделав мне знак присоединяться.
— Сами же велели диспетчеров проверить, — уныло произнес опер. — Вот и проверяли.
— Еще я велел позаботиться о том, чтобы фоторобот Психа был опубликован в средствах массовой информации. И что?
— Мы позаботились, — ответил за всех Суббота.
— Не заметил. Если не считать «Афиши», которую почти никто не читает. А в других изданиях? А на ТВ?
— ТВ не наш уровень. Это вам надо было с ними договариваться… Хотя, согласен, виноваты. Исправимся. Сегодня же сам этим займусь.
— Отставить.
Пиночет поднял трубку телефона и набрал номер.
— Это я, Слава. Как насчет моей просьбы? Так я пришлю ребят. Отлично. — Он дал отбой и обратился к оперативникам: — Сначала пойдете в фотолабораторию. Возьмете у Славы Прокопчука фотографии. Уж не знаю, сколько он их там напечатал, только надо сделать побольше ксерокопий, чтобы они были у каждого участкового и чтобы он мог обойти все вверенные ему дома. Соответствующее письмо на участки я подготовлю. Вторая, на этот раз исключительно ваша, задача — автостоянки. Необходимо найти ту, на которой оставляли «Форд-Мустанг» белого цвета, номер 297 — 44 ГО. Если у вас это получится, круг поисков значительно сузится. Значит, он и живет где-то неподалеку.
— Я так понимаю, Психа мы уже не ищем, а ищем лже-Красилова? — догадался Суббота.
— Правильно понимаешь. Так вот, сообразительный ты наш: Псих и есть лже-Красилов. Ясно?
При этих словах я уронила на пол карандаш и, чтобы никто не успел проявить галантность, быстро за ним нагнулась. На самом деле эти несколько секунд были мне необходимы, чтобы привести в порядок лицевые мышцы. Нет, я готова была поверить, что с Сашей случилась беда, что он оказался в сложной ситуации, что он потерял память. Но как так вышло, что Саша жил под именем умершего человека? Что фотография на паспорте, по свидетельству экспертов, была переклеена на очень высоком уровне? Что он зачем-то следил за мной, а когда его арестовали, сумел облапошить ментов, как детей малых, и теперь находился в розыске?
Не обращая на меня внимания, Владимир Степанович продолжал объяснять:
— С самого начала, как только я увидел паспорт, мне показалось, что лицо Красилова кого-то мне напоминает. Но только вчера, когда ты, Андрей, спросил, уж не Красилов ли стрелял в Ищенко, я понял, что и на паспорте, и на фотороботе одно и то же лицо. Должен был сразу это понять. Если бы вы фоторобот сделали качественный.
Шумно двигая стульями, оперативники стали подниматься.
«Сейчас или никогда», — подумала я и произнесла:
— Андрей, задержись. — В который раз я цеплялась за Субботу как за палочку-выручалочку, надеясь, что его присутствие поможет мне вынести гнев Владимира Степановича.
Суббота посмотрел на меня, затем на своих товарищей.
— Валите к фотографу. Потом на ксерокс и клепайте копии, чтобы на всех хватало. Я к вам позже подключусь.
Мы остались втроем. Набрав в легкие побольше воздуха, я выдохнула, выкладывая на стол свою и Сашину фотографию, которую унесла из его квартиры.
