Утром я примерил цивильную одежду. Свою собственную одежду, бывшую на мне в тот злополучный и поворотный в моей судьбе день: светло-голубые джинсы «Levi's», белую футболку, светло-бежевый пиджак и такого же цвета летние туфли. Гадать, кто мог так одеваться, не приходилось даже со степенью вероятности один к пятидесяти. Однако кое-что прослеживалось — хорошее качество шмоток, в особенности обуви. «Ливайсы» тоже были настоящими, купленными наверняка в фирменном магазине, а не привезенными челноками из Турции. Ясно, что какие-никакие доходы в прошлой жизни у меня были.
Одевшись, я отправился в холл к знакомому трюмо оценить, как выгляжу без больничной пижамы, а оценив, еще раз прочувствовал, что список людей, которые могли бы так одеваться, довольно большой: от врача-гинеколога из женской консультации до директора магазина по продаже автопокрышек. Кем я точно не был, так это гусаром. Во-первых, не та историческая эпоха, во-вторых, гусары денег с женщин, как известно, не берут.
Я взял.
В довесок к одежде Анна протянула малиновую купюру с портретом гетмана Ивана Мазепы.
— Возьми, у тебя же совсем ничего нет. Это немного, зарплата у медсестер — не позавидуешь. Ну, хотя бы проезд оплатить хватит, — сказала она и добавила, щадя мое самолюбие: — Это в долг. Отдашь, когда найдешь свой дом…
— Если найду, — буркнул я. — Спасибо.
— А вот это было у тебя в карманах.
Проследив за ее жестом, я увидел на тумбочке ключ на брелоке и грязноватую прямоугольную картонку, которая оказалась не чем иным, как визитной карточкой
— Не понимаю, почему капитан, который приходил, ни словом не обмолвился, что при мне были ключ и визитка?
— Они их просто не нашли, — объяснила Анна. — Эти вещи находились в маленьком внутреннем карманчике, почти в самом низу.
Она тронула меня за правую полу пиджака, с обратной стороны, где обнаружился небольшой кармашек. Видимо, обыскивающие меня менты были не очень дотошными. Может, потому что поняли, что я все-таки не до конца труп.
Ключ я сразу же засунул в карман, не став рассматривать, поскольку все равно не знал, где и за каким старым холстом с нарисованным очагом находится та дверь, которую он должен открыть, а вот визитной карточке уделил особо пристальное внимание. От пребывания в воде надписи, отпечатанные на ней, были порядком подпорчены. Отчетливо можно было прочитать первые слоги имени и фамилии. Имя, скорее всего, начиналось на «Ма», фамилия на «Кра». Телефонному номеру, напечатанному под именем, повезло больше. Это был шестизначный номер обычного городского телефона, впереди которого стояли еще несколько цифр в скобках.
— Это код города, — предвосхитила Анна следующий вопрос. — Номер местный, по нему можно попробовать позвонить.
Я согласился. Все цифры, кроме одной, третьей, в принципе, прочитывались. Все-таки древние арабы были мудрыми людьми: придумали всего десять, а не больше цифр, от нуля до девятки. Если перепробовать их все, то, в худшем случае, на десятый раз попадешь в нужное место. Первой моей мыслью было именно так и поступить. Я даже собирался кинуться на поиски аппарата, но, подумав, остановился. Допустим, я позвоню. Допустим, мне ответят. И что дальше? Что мне говорить? «Добрый день. Вас беспокоят из сумасшедшего дома. Я потерял память, но у меня в кармане ваша визитная карточка. Скажите, пожалуйста, кто я?» Хуже не придумаешь. Не говоря уже о том, что визитная карточка могла быть из тех, что в рекламных целях щедро суют в руки прохожим на улицах подрабатывающие студенты. Правда, Анна предположила, что данные на визитке вполне могут быть мои собственные, но в такую удачу верилось с трудом.
Подумав, я решил показать карточку капитану Бражко. Что ему стоило проверить все варианты телефонного номера и узнать соответствующие адреса?
— Надеюсь, ты не думаешь, что я специально рылась в твоей одежде, — вдруг забеспокоилась Анна. — Я сделала это машинально. В смысле машинально проверила карманы, потому что сначала хотела и пиджак постирать. Потом подумала, а вдруг совсем испорчу. Вещь дорогая, сразу видно. Я ведь не знала, можно ли его стирать или нет. Ограничилась тем, что почистила. Его бы в химчистку. Разводы от речной воды видны. Правда, если приглядеться.
— Какие бы ни были у тебя причины залезть в мои карманы, эта визитка первая и единственная по-настоящему ценная вещь, которая, возможно, прольет хоть какой-то свет на мою особу. Так что не бери в голову, — заверил я девушку.
Мой первый выход в большой мир совпал с окончанием дежурства медсестры. Мы вместе вышли за ворота больницы.
Передо мной стояли три задачи:
а) на людей посмотреть и себя показать;
б) побывать на месте, где меня обнаружили;
в) повидаться с капитаном Бражко и рассказать ему о найденной визитной карточке, а заодно потребовать отчета, что было предпринято по моему делу.
Проводив девушку до остановки и посадив ее в трамвай, я остался один на один с городом. Анна объяснила, как лучше доехать до старогородского моста, но мне хотелось размяться, поэтому я решил отправиться туда пешком, тем более что это было не так уж и далеко, а времени — хоть отбавляй.
Я шел в толпе спешащих куда-то по своим делам пешеходов. Нельзя сказать, что я чувствовал себя совсем плохо. Приятно было наконец оказаться на воле после насквозь пропитанной фармацевтическими снадобьями и энергетикой расстроенной человеческой психики больничной атмосферы, вдоволь надышаться запахом выхлопных газов ползущих по улицам автомобилей, ибо я, несомненно, относился к числу городских жителей, у которых от избытка озона начинает болеть голова. Так что пока мне было хорошо. Только где-то из подсознания скользкой змейкой уже пыталась выползти предательская мысль, что это мое состояние ненадолго, что все еще очень эфемерно и скоро закончится. В понедельник меня выпишут, и когда я снова окажусь за воротами, то на смену призрачному чувству свободы и опьянения городской суетой придет всепоглощающее чувство одиночества и неприкаянности, а вся эта цветовая гамма — яркие краски рекламных билбордов, улыбающиеся и серьезные лица людей — очень скоро сольется в некую серую, равнодушную к моей судьбе, а точнее, злобную харю, от которой захочется бежать сломя голову. Не последний вопрос: куда?
Названия улиц, по которым шел, я не помнил, но сами улицы, безусловно, узнавал. Не сразу, конечно. Так, шагая по тротуару и зная, что через сто метров надо будет свернуть, я не знал, что увижу за поворотом. Стометровка кончалась, я сворачивал за угол, и тут же перед глазами начинали мелькать слайды картинок дежавю. Тогда я понимал, что место, по которому я прохожу, мне, в принципе, знакомо. Такую прогулку можно было сравнить с тем, что вы испытываете, когда на полке книжного магазина видите незнакомую книгу знакомого вам иностранного автора. Одно или несколько его произведений вы читали ранее, и вам, в целом, это понравилось. Поэтому вы покупаете книгу и вечером, после ужина, поудобнее усаживаетесь в кресло, чтобы насладиться чтением. Первый абзац прочитывается легко, но почти одновременно с началом чтения у вас появляется и с каждым предложением крепнет уверенность, что все это вам уже знакомо. Вроде и словосочетания другие, но что-то где-то вы, безусловно, читали. Еще через несколько секунд вас вдруг осеняет, и тогда вы открываете последнюю страницу в поисках исходных данных и понимаете, что этот роман вы читали в прошлом месяце. Просто книга, которую вы держите в руках, выпущена другим издательством, и перевод с иностранного языка на родной выполнен другим переводчиком с собственным стилем изложения, который интерпретировал название романа по своему разумению.
