Разумеется, были и препятствия, другие составляющие эволюции, которые сдерживали и тянули в другую сторону. Ребенок со слишком большим мозгом разрывал материнское лоно или сам погибал при родах. Вместе с матерью или ребенком в родах умирал их персональный набор генов. Мозг тяжелый и очень энергоемкий, ему нужна здоровая спина и шея, ему должно хватать еды. Небольшие усовершенствования и изменения в процессе эволюции вкупе с изрядной долей случайности обеспечили некий баланс. В итоге не существует одного определенного гена, который ученые могли бы изменить, чтобы сделать нас умнее. Вмешательство в одной точке целостной ткани чревато проблемами в другой, возможно, совершенно неожиданной области. Тем не менее немногочисленная группа ученых верит в будущую возможность выбора эмбрионов с максимальным интеллектуальным потенциалом при проведении ЭКО или модификации. И уже есть фирмы, которые предлагают тесты для определения эмбрионов с риском когнитивных отклонений, хотя уровень точности подобных анализов еще крайне низок
[53].
Есть еще пара-тройка явно генетически обусловленных качеств, которые могут показаться привлекательными для будущих родителей. К примеру, креативность. Ряд исследований говорит в пользу того, что генетические комбинации, влияющие на креативность, действительно существуют. В связи с чем появляется соблазн «поколдовать» с одним-двумя генами. Но есть и проблема: очевидная связь между креативностью и некоторыми психическими заболеваниями, например биполярным расстройством и шизофренией
[54]. Как же быть родителю – делать ставку на творческие способности, признавая, что в этом случае ребенок рискует получить болезни психики, или отказаться от креативности, чтобы защитить дитя от возможных страданий?
Заманчивых свойств, обусловленных сочетанием нескольких или множества генов, одним словом, масса. Высокий рост может давать преимущества, но повышает вероятность болезней позвоночника. Генетическая склонность к импульсивности может стать источником проблем и одновременно дать преимущества. Смуглая кожа снижает вероятность рака кожи, но повышает риск дефицита витамина D, особенно у жителей полярных областей. И так далее. Речь идет о постоянном круговороте вероятностей, и качество, которое выглядит привлекательным на бумаге, в реальности может вызвать сложности, если человек будет расти в неподходящей среде, и наоборот
[55]. Поскольку подобные изменения наследуются, предусмотреть последствия редактирования для будущих поколений невозможно.
«Я бы хотел попросить людей обращаться в подобные клиники только после тщательнейших размышлений. В будущем это может привести к множеству проблематичных ситуаций», – говорит Исии Тэцуя. Заметно, что перспективы развития генетической модификации его тревожат, и я спрашиваю, каким было бы его решение, если бы ему предложили определить нормы подобной деятельности для всего мира.
«Я бы ввел временный запрет. Чтобы у нас был шанс поговорить об этике и понять, что может быть социально допустимым, а что нет. Я думаю, так было бы лучше», – отвечает ученый и добавляет, что самым оптимальным выходом мог бы стать полный и вечный запрет, но это едва ли реально.
Исии Тэцуя открывает компьютер и показывает результаты различных опросов, проведенных им самим и другими исследователями
[56]. У респондентов спрашивали, готовы ли они разрешить генетическую модификацию эмбриона или клеток взрослого человека для предотвращения заболеваний. Одобряющих обе технологии существенно больше, несмотря на то что редактирование эмбрионов повлечет за собой больше последствий, чем модификация клеток.
«Люди думают, что это одно и то же и, как мне кажется, не осознают риск. Я думаю, это характерно для всех стран. Нам остро необходим более масштабный диалог. Существует множество заблуждений, касающихся сценария развития и его целей. Но я хочу снова вернуться к вопросу согласия. Мы можем дать или не дать согласие, а ребенок не может. Именно в этом, возможно, и заключается самая большая проблема».
С тревогой, свойственной всем ученым, Исии Тэцуя говорит о том, что люди не уделяют достаточного внимания этим вопросам, не думают о рисках и последствиях внедрения новых технологий. Они привыкают и приспосабливаются к новой нормальности. «Таково современное общество, – констатирует он. – Мы наслаждаемся технологиями, которые потенциально могут нести вред. Нам нужно сохранять правильную дистанцию по отношению к новым технологиям. В некоторых случаях ее можно сократить, в других, наоборот, увеличить. Это сложный вопрос. А еще нам необходимо изменить мышление. Я уважаю эффективность генетической модификации, она может работать точно и безошибочно. Но иногда она дает неожиданные результаты».
В отдаленной перспективе, говорит Исии Тэцуя, возможны проблемы и в социальной сфере. Вследствие развития репродуктивных технологий в Японии стали меньше усыновлять сирот, и растет число детей, воспитывающихся в детских домах. Особенно это касается детей с отклонениями в развитии. Ситуация настолько тяжела, что японское правительство организует кампании и прочие мероприятия в поддержку усыновления. Еще одна опасность в том, что подобная сложная и дорогостоящая терапия может обусловить рост классовых различий. Уже сейчас возможность поехать за границу для проведения генной терапии есть лишь у малой группы состоятельных людей. Исии Тэцуя сравнивает это с суррогатным материнством.
