Для примера: около 10 000 лет назад человек, живший на территории современной Турции, приобрел мутацию, благодаря которой смог пить молоко без вреда для желудка, даже будучи взрослым. Впоследствии эта мутация широко распространилась в Европе и на Ближнем Востоке
[111].
Генные технологии дают нам надежду и на исправление мутаций, вызывающих проблемы, и на создание новых мутаций с позитивными свойствами.
* * *
Горох Грегора Менделя, структура ДНК и проект «Геном человека» подвели нас к той черте, за которой открылась возможность расшифровать генетический код. Мы можем увидеть, как объединяются геномы наших родителей, наделяя нас именно нашими качествами. Сейчас у нас есть возможность приступить к поиску конкретных генов, которые нас формируют. Кроме того, генетический код универсален для всего живого на земле и написан одними и теми же буквами. Все, что отличает нас от бактерий, деревьев, грибов или шимпанзе, зависит от отдельных случайных мутаций, благодаря которым ветви древа жизни на протяжении миллионов лет растут в разных направлениях. Но теперь ученые способны управлять изменениями с помощью CRISPR и других генных технологий.
Это было первое погружение в сложную «кроличью нору» наших генов. И если вы прочли эту главу, вы понимаете, что мы пока не объяснили старшекласснику, почему глаза у людей бывают не только голубые или карие. Прежде чем ответить, мы должны подумать о том, как с помощью CRISPR и умения читать генетический алфавит можно спасать жизни уже сегодня.
7. Генная терапия среди золотых пагод
Чэн Шуфан сидит на больничной койке, к ее груди прикреплена трубка капельницы. Темные с проседью волосы коротко острижены и немного взъерошены. Сейчас она на пенсии, а раньше работала в муниципалитете. Но болезнь отняла у нее все силы. Чэн Шуфан говорит медленно, и очевидно, что женщине трудно сидеть. Ей 53, последние восемь месяцев она борется со злокачественной опухолью. Все прежние виды терапии не дали результата, метастазы распространились в легкие и печень. До болезни она долго жила у сына в Канаде, но, узнав свой диагноз, вернулась в Китай, чтобы лечиться здесь, в Ханчджоу.
Яркий китайский город Ханчджоу активно развивается как центр науки и технологий. Здесь проживают более 8 млн человек, но город по инерции остается в тени Шанхая, знаменитого соседа, который расположен в часе езды на скоростном поезде. Ханчджоу привлекает к себе множество туристов, будучи известен изделиями из шелка, чаем, а также фантастической природой: большими озерами и лесистыми горами, подбирающимися к самому центру города. Прекрасные храмы, венчающие горные вершины, смотрят на небоскребы свысока. На городской окраине, на границе с дикой природой, расположен небольшой госпиталь
[112]. Озеро и лес имеют статус объектов всемирного наследия, поэтому расширять территорию лечебного учреждения или увеличивать число этажей нельзя. Для моих глаз, до головокружения утомленных двухнедельным лицезрением бесконечных небоскребов в плотно застроенных кварталах современного Китая, здешние виды – настоящая услада.
Когда стало понятно, что лечение не помогает и надежды больше нет, Чэн Шуфан решила принять участие в небольшом клиническом испытании нового терапевтического метода, в основе которого лежит изменение собственных клеток больного с помощью технологии CRISPR.
«Я надеюсь выздороветь, если Бог меня благословит», – говорит пациентка. Она немного знает английский, иногда с переводом помогают врачи.
Доктор Чжао Жупин рассказывает, что, когда Чэн Шуфан приехала в клинику, она чувствовала себя очень плохо. Опухоль сдавила грудную клетку, было трудно дышать. В животе скапливалась жидкость, и врачи ежедневно откачивали более литра. По словам медперсонала, женщина утратила всякую надежду и каждую ночь готовилась умереть. Таким же было состояние каждого участника клинических испытаний.
«У них не осталось выбора, опухоль не реагировала на лечение, у всех была последняя стадия заболевания. Такие пациенты чаще всего находятся в крайне тяжелом состоянии, и экспериментальная терапия помогает далеко не всем. Но раньше они были при смерти, а после курса лечения они живут – и это хорошо», – говорит Чжао Жупин. Сегодня ровно две недели с того момента, когда Чэн Шуфан получила первую инфузионную терапию с применением генетически модифицированных клеток.
Врач говорит, что общее состояние пациентки улучшилось, ей легче дышать. Предварительные анализы показывают, что рак отступает, рост опухоли в желудке приостановлен. Оценивать результаты рано, в планах еще два сеанса терапии генетически модифицированными клетками. Метод принципиально новый, испытания еще не закончены, Чэн Шуфан – одна из первых участниц тестирования
[113]. Я спрашиваю у пациентки, не боится ли она.
«Я видела, что другие встревожены, но все здесь доверяют врачам. До терапии мне было очень плохо, так что побочных эффектов я не боюсь. В любом случае это клетки моего собственного тела, а не чужого», – отвечает Чэн Шуфан.
Терапия представляет собой усовершенствованный вариант нового, но уже применяющегося метода борьбы с раком, в основе которого иммунотерапия – иными словами, манипулирование собственной иммунной системой организма. Одна из функций иммунной системы – находить и не трогать собственные клетки организма и атаковать то, что пришло извне, например бактерии и вирусы. Если иммунная система атакует наши собственные клетки, мы получаем аутоиммунные заболевания, такие как ревматизм или рассеянный склероз.
Т-клетки – часть иммунной системы, отвечающая за атаку; чтобы понять, что именно нужно атаковать, Т-клеткам необходимо считывать химические сигналы. Если упрощенно, Т-клетки «принюхиваются» к клеткам организма. Уловив «запах» одних веществ, T-клетки успокаиваются, а при «запахе» других веществ приходят в возбуждение – так пес-ищейка начинает лаять, учуяв наркотики, но никак не реагирует на флакон духов у вас в сумке. Система торможения чрезвычайно важна, потому что без нее иммунная система может выдать гиперреакцию, что тоже способно причинить вред организму и обусловить проблемы. Некоторые раковые клетки умеют обманывать T-клетки: вырабатывают специальные вещества, на которые T-клетки не реагируют.
