Но Ву Шисю не видит здесь ничего угрожающего: «Это же не изменение эмбриона, это не перейдет к следующему поколению. Клетки, которые мы изменяем, живут относительно недолго, они быстро исчезают», – уверяет он.
Я спрашиваю, что он может сказать тем, кого волнуют эти вопросы. «Пациенты боятся умереть – они не боятся собственно терапии или CRISPR-технологии, вот что важно. Здоровый же человек боится CRISPR, а не смерти, потому что попросту не верит, что может умереть. Но больной должен иметь право сказать: “Я хочу попробовать и это”».
Пока такой выбор им дает только Китай. Другие виды иммунотерапии применяются в других странах, но эксперименты с CRISPR проводят пока только здесь. Точное число всех исследовательских медицинских программ в мире назвать невозможно, но хорошим ориентиром служит американский интернет-ресурс clinicaltrials.gov, на котором власти США ведут реестр всех научных программ, причем не только американских: этой базой данных пользуются во всем мире. В списке Clinical Trials – примерно 230 000 исследований из 195 стран. Расширенный поиск с упоминанием технологий CRISPR выдает около 20 программ, которые осуществляются в Китае и в последние годы нацелены преимущественно на лечение различных видов рака
[118]. В принципе все они являются вариантами программы Ву Шисю и предполагают изменение способа, каким иммунная система (прежде всего Т-клетки) реагирует на раковые клетки. Первое исследование началось, по-видимому, еще в 2015 г., но большинство стартовало в 2017-м или 2018-м. Доступ к результатам пока ограничен. Следует также помнить, что Китай проводит намного больше исследований, чем те, что занесены в реестр
[119].
«Их много, очень много. Насколько я знаю, только в моей провинции этим занимаются порядка 20 ученых. Некоторые самостоятельно, другие в сотрудничестве с предприятиями с государственным финансированием. И число их стремительно растет», – говорит Ву Шисю. Но из всех программ региона только его зарегистрирована в американской базе данных.
Генные технологии – область новая и сложная, и я спрашиваю Ву Шисю, понимают ли сами пациенты, на что они действительно соглашаются. «Да, тут нет никаких проблем, – не задумываясь отвечает он. – Они знают, что это, и приезжают именно за этим. Большинство больных не из этого госпиталя, сюда едут со всего мира. Не только из Китая, но и из Америки, Индии, Польши и множества других стран. К нам обращаются многие, но не многие могут приехать», – рассказывает Ву Шисю.
Слово берет Чжао Жупин, лечащий врач Чэн Шуфан. Отвечать на запросы из-за границы – его обязанность.
«На прошлой неделе мы получили письмо из Дании», – сообщает он. А недавно в клинике успешно пролечили больного из Индии. Чжао Жупин достает телефон и показывает мейлы, которые непрерывно шлют в клинику желающие принять участие в тестировании. Обращаются больные и их родственники, врачи и руководители клиник. «Я не всегда успеваю отвечать», – сокрушается доктор. Письма людей, которые отчаялись выздороветь с помощью признанных методов лечения, идут потоком.
Сама иммунотерапия с применением CRISPR бесплатна, если у пациента достаточно сил, чтобы преодолеть дорогу. Врачи должны также предварительно проверить состояние пациента, поскольку он является участником исследования и должен соответствовать определенным критериям. Но за все прочее – пребывание в госпитале, врачебный уход, капельницы, анализы и т. д. – платить надо. Чжао Жупин отказывается сообщать конкретные цифры, они могут варьироваться, и он не хочет указывать верхний предел, но называет нижний, предполагающий, что пациент достаточно здоров, чтобы не оставаться в клинике, и нуждается только в CRISPR-терапии. В этом случае расходы составят около 20 000 юаней
[120]. Но для тех, кому нужен дополнительный уход и пребывание в стационаре, то есть практически для всех, сумма, по словам Чжао Жупина, увеличивается во много-много раз.
«Они очень верят в нас. И смотрят на нас как на богов», – добавляет Ву Шисю.
Здесь есть еще одна этическая проблема, характерная для подобных исследований. Поскольку Ву Шисю и его коллеги пока не опубликовали результаты своей работы, не существует и способа объективно оценить их действия. Увидеть и понять я могу только следующее: в госпитале предлагается лечение; проверить, что пациент получает именно то лечение, о котором говорится, нельзя; некоторым пациентам лечение помогает. Нужно отметить, что в последние годы во всем мире появилось огромное число «клиник», предлагающих «экспериментальные методы лечения», которые на деле являются чистым мошенничеством. В лучшем случае больные получают инъекции безвредного физраствора, в худшем – опасный коктейль из клеток и химикатов
[121].
Трудно осуждать желание врача дать надежду на выздоровление. Лечение в этом госпитале обойдется отнюдь не в астрономическую сумму, а наглядные результаты – то, что терапия помогла чуть менее чем половине больных, – свидетельствуют о серьезном подходе к исследованию. Но даже если пациент получает инъекцию идеально модифицированных клеток, мы по-прежнему не уверены, будет ли это работать в дальнейшем. Есть риск, что время и деньги будут потрачены зря, а надежда окажется пустой. Тем не менее каждый случай исцеления – это лучше, чем ничего, а без цели и без исследований такого типа наука не может двигаться вперед. Ее путь неизбежно пролегает через страдания и разбитые мечты пациентов, умирающих после тестирования новых методов, даже если в конечном итоге все это когда-нибудь принесет отличные результаты.
