* * *
Наши гены определяют основу того, какие мы. Но мы только начали дергать себя за эти нити. Наши гены – гигантская головоломка. Мы нащупали в ней лишь несколько важных узлов, кое в чем разобрались – чуть-чуть здесь, чуть-чуть там, – но многое по-прежнему смутно, а какие-то части и вовсе полностью покрыты мраком.
Из любопытства или тревоги люди запрашивают – а лаборатории предлагают – множество разных домашних тестов, но ситуация с ними весьма запутанна. Лаборатории разрабатывают тесты, суммируя результаты огромного числа самых разных исследований, как научно обоснованных, так и легковесных.
Существуют сотни разных тестов, которые определяют предрасположенность к болезням или различные качества, зависящие от генома. Многие из них критикуются за недостаточную научность и слишком обобщенные и поспешные выводы
[163]. Примеров множество. Скажем, некая лаборатория рекомендует носителям определенного варианта гена худеть, ежедневно употребляя почти литр яблочного сока. В основе рекомендации – единственное исследование, в котором приняли участие 68 человек с лишним весом; каждый день на протяжении четырех недель они пили яблочный сок
[164]. Анализ результатов позволил сделать вывод, что люди с определенным вариантом гена худеют быстрее остальных.
Это интересные результаты, однако они требуют дальнейшего изучения. Для начала нужно удостовериться, что они не случайны и что другие ученые получили такие же данные. На их основании нельзя рекомендовать, что конкретно человек должен есть или пить. А подобное встречается часто: рекомендации разрабатываются по итогам лишь одного исследования.
Научное сообщество ценит исследовательское любопытство и убеждено в необходимости делать выводы даже из единственного исследования. Но оно в той же степени уверено, что подобные результаты нельзя сразу принимать за безусловную истину.
Постепенно вводятся правила, определяющие, что именно лаборатории могут сообщать клиентам, какие тесты имеют право проводить и какие рекомендации давать. Фармацевтическое ведомство США, к примеру, всерьез взялось за компанию 23andMe из-за тестов на предрасположенность к различным заболеваниям. Ранее клиентам предлагалось выявление более 250 диагнозов, сегодня их всего десяток – именно столько вызывают достаточное доверие, по мнению американских властей. Но в разных странах действует разное законодательство, и рынок этих услуг по-прежнему не регулируется.
Многие генетические тесты предлагают также ответы на вопросы, относящиеся к «образу жизни», то есть советуют, как лучше всего питаться, тренироваться, спать и т. п. Другие тесты определяют степень креативности или стрессоустойчивости, склонность к повышенной тревожности или эмпатии, не углубляясь в прикладной смысл этих данных.
Тестирование такого типа отражает все проблемы – и взаимодействие генов, и недостаток знаний, и ограниченность исследований. В действительности человеческое тело и мозг невероятно пластичны и постоянно приспосабливаются к условиям, среде, происходящим событиям, к обстоятельствам, в которых мы росли. Существуют различные варианты генов, которые коррелируют с разными формами поведения – наркозависимостью, склонностью к риску, креативностью и т. д. Но гены определяют лишь основные предпосылки: одно и то же качество в разных обстоятельствах может и помочь, и навредить. Склонность к риску опасна, если человек растет в криминогенной среде, но она же может помочь ученому получить Нобелевскую премию.
Независимо от того, есть ли у вас ген, повышающий склонность к риску, на него будет воздействовать уникальная совокупность всех остальных ваших генов, не говоря уж о факторах внешней среды. Возможно, ген склонности к риску так и не проявит себя, потому что ему будет постоянно противодействовать какой-либо другой ген.
На практике мы по-прежнему мало что можем сказать о поведении человека, его психическом здоровье или свойствах личности, основываясь на генах. Есть, правда, некоторые исключения: варианты, которые повышают вероятность заболеть, скажем, шизофренией. Есть гены, слегка увеличивающие вероятность в ту или иную сторону. Но все они представляют собой лишь малую часть сложной реальности, в которой мы все пребываем, – реальности, складывающейся из наследственности, среды и случайностей.
Несмотря на это, лаборатории всячески пропагандируют потенциал подобных тестов. К примеру, один из основателей Helix, компании, которая наряду с другими занимается генетическим тестированием, в интервью заявил, что намерен создать Netflix для генетики: «Так же, как люди сейчас используют алгоритмы, чтобы выбрать фильм или ресторан, они будут использовать свою ДНК в качестве гида для всевозможных обыденных вещей»
[165].
Здесь возникает другая проблема: слишком буквальное восприятие результатов. К примеру, родители сделают младенцу тест и выяснят, что с чтением у него намечаются трудности, но ему будет легко даваться музыка. Или что у ребенка задатки математика либо он будет быстро учить языки. Скорее всего, родители, получив такую информацию, начнут воспитывать сына или дочь соответственно. Разрешат прогулять урок чтения: «Тебе же трудно». Или будут заставлять играть на музыкальном инструменте: «У тебя же способности, но ты недостаточно усерден».
Можно и себе самому сказать: не буду заниматься бегом, потому что генетически у меня способность к метанию молота. Или: зачем мне французский, если у меня все равно нет таланта к языкам? Более того, наряду с другими тестами личности, на генетических тестах уже настаивают работодатели, чтобы максимально эффективно использовать сотрудника. Многие ученые-генетики считают, что подобные тесты не имеют никакого отношения к науке, а ученые и врачи Великобритании даже выступили с призывом запретить домашнее тестирование. По их мнению, одна из опасностей – недостоверность результатов. К примеру, это касается генов BRCA: многие женщины получили ошибочную информацию о наличии у них опасной мутации – тогда как другие, у которых действительно есть поврежденный вариант гена, об этом не узнали
[166].
