Майли аж задохнулась от разочарования. Упёршись крыльями в бока, она топнула лапкой.
– Слушай, и какой нам прок от какой-то тайны, которую никто не знает? – воскликнула она.
– Так надо выяснить, что это за тайна, – невозмутимо ответил Фридолин.
Флопсон почесала затылок.
– И как нам выяснить, что это за тайна, когда никто понятия не имеет, с чем она связана? – озадаченно спросила она.
Но Фридолин не дал сбить себя с толку.
– Я знаю, где нам нужно искать! – гордо сообщил он.
Ага! Очевидно, пони таки удалось что-то выяснить.
– И где? – нетерпеливо спросила Флопсон.
– В самом дальнем углу этой мусорной свалки находится небольшой сарайчик. И туда мне строго-настрого запретили заходить. Там на двери даже висит табличка «Вход воспрещён». А когда я всё равно решил зайти, эта кошкина мадама прям-таки разбушевалась. Она принялась зло шипеть и чуть не расцарапала мне морду. Но я увернулся. Я же не только сильный, но и ловкий! – Он довольно улыбнулся.
Майли вспорхнула в воздух и в полёте легонько похлопала Фридолина по плечу.
– Молодчина! – прощебетала она. – Завтра с самого утра я осмотрю этот загадочный сарайчик. Втихаря, разумеется.
– Только будь осторожна, – предостерегла её Флопсон. – Кошки не любят птиц.
– Ну… почему ж не любят? – бодро возразил Фридолин. – На завтрак очень даже любят.
Майли кивнула.
– Я знаю, – серьёзно сказала она.
Флопсон задумалась.
– Интересно, в этом сарайчике можно спрятать двух упитанных кроликов и ворох мышей? – медленно произнесла она, окинув вопросительным взглядом остальных.
– Да, вполне возможно, – ответил Фридолин. – А сколько мышей?
– Хм… Скорее, весьма меньше, чем довольно много, – Флопсон захихикала.
– Но всё же достаточно больше, чем чрезвычайно мало, – подхватила Майли. И обе покатились со смеху.
Фридолин тоже засмеялся, хотя ничего не понял. Просто потому, что он был очень весёлым пони и любил смеяться.
– Ах да, чуть не забыл, – он хлопнул себя копытцем по лбу. Потом медленно протопал к автомобилю.
Дверь была распахнута, а из бардачка выглядывала мрачная мордочка Джека. Фридолин с довольным видом вытащил из своей густой гривы серебряные карманные часы.
– Они теперь принадлежат нам, – объявил он. – Не зря же я весь день пахал, как лошадь!
С этими словами он положил часы на заднее сиденье.
– Пэнг! – хомячок изо всех сил пнул часы ногой. Так сильно, что они вылетели из салона на улицу, зацепились за какой-то цветок и так и остались висеть на нём. Джек тоже выскочил наружу, в руках у него была огромная рогатка. Схватив несчастные часы, он зарядил ими рогатку, сильно натянул резинку и с громким щелчком отпустил её. Часы, описав крутую дугу в воздухе, упали в густую траву. А Джек развернулся и вновь залез в свой бардачок. Всё так же, не говоря ни слова.
Друзья изумлённо переглянулись, потом не менее изумлённо уставились на хомячка.
– Ну, милый, хорош уже, – Майли залетела в салон и уселась на краешек бардачка. – Давай, расскажи нам, наконец, в чём дело? Что случилось?
Джек молча замотал головой и капризно надул пухлые губки.
Флопсон не выдержала. Запрыгнув на арматуру, она пристально посмотрела Джеку прямо в глаза.
– Послушай! – воскликнула она. – Мы же твои друзья! Настоящие друзья. Ты можешь рассказать нам всё-всё-всё на свете!
Но Джек продолжал дуться.
Тут уже и пони не мог оставаться в стороне. Он вскочил на переднее сиденье и осторожно засунул копытце в бардачок.
– Джекуленька, милый, – ласково произнёс он. – Ну что с тобой? Поделись с нами.
В ответ хомячок лишь упрямо скрестил на груди лапки и демонстративно отвернулся.
Но Фридолин не собирался сдаваться.
– Ну уж нет! – воскликнул он. – Так просто ты от нас не отделаешься. Мы останемся тут и будем сидеть у тебя над душой до тех пор, пока ты нам не объяснишь, в чём дело.
Майли и Флопсон дружно закивали.
– Времени у меня вагон и маленькая тележка, – Фридолин протопал к яблоне и как следует потряс её. Потом собрал с земли яблоки и вернулся в машину. Уютно устроившись на переднем сиденье, он удовлетворённо вздохнул. – Поэтому мы вполне можем подождать, пока ты, наконец, не соизволишь обратить на нас внимание.
Флопсон, в свою очередь, нарвала свежей травы и присоединилась к Фридолину.
Через несколько минут хомячок соблаговолил повернуться к ним лицом. «Ну, хоть какой-то прогресс», – улыбаясь, подумала Флопсон. А ещё через некоторое время Джек уселся на краешек бардачка и, болтая ногами, с интересом посмотрел на жующих друзей. Флопсон протянула ему пучок травы, а Фридолин откусил кусочек яблока и тоже дал его хомячку.
Вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь аппетитным чавканьем. Так продолжалось до тех пор, пока Фридолин вновь громогласно не оповестил всех, что у него очень много времени и он готов ждать хоть целую вечность. Во всяком случае, до тех пор, пока Джек не заговорит. И что он, Фридолин, вообще может очень долго молчать. Или просто сидеть. И что это вообще совсем ни капельки не скучно. И всё такое. Собственно говоря, у него вообще нет с этим никаких проблем.
– Пони! – не выдержал Джек. – Да замолчи ты, наконец!
– Хахаха! Он заговорил! – просиял Фридолин. – Вы это слышали? Он сказал пони!
Джек немедленно замолчал. Майли раздражённо закатила глаза, а Флопсон в отчаянии покачала головой и сердито посмотрела на пони. Как же можно быть таким бестактным!
Приближалась ночь, и машину окутали густые сумерки. Уже пора было ложиться спать, а Джек всё молчал.
Фридолин громко зевнул. Расположившись в дальнем углу салона, он сладко потянулся.
– Я вовсе не устал, – пробормотал он. – Вот нисколечко. Я только коротко прилягу. – Потом чуть громче продолжил: – Но если ты захочешь поговорить, Джекуля, я всегда готов тебя выслушать. Мы – твои друзья и всегда рядом. Что бы ни случилось.
– Да. Что бы ни случилось, мы рядом, – устало зевая, поддакнула Майли, зарываясь в его густую, мягкую гриву, как в перину.
У Флопсон тоже слипались глаза. Это был очень длинный и непростой день. Столько всего произошло в этом огромном городском парке! Она устало подползла к Фридолину, вскарабкалась на его мягкое, тёплое брюшко и уютно свернулась калачиком.
Внезапно до неё донеслось тихое шуршание. Флопсон открыла глаза. В темноте она различила очертания Джека. Он вылез из своего бардачка и теперь с трудом пробирался к ним через весь салон, волоча за собой большую подушку.
