– Это же зеркала, – сказал я и тут же понял: нет, это вовсе не зеркала, а те самые штуки, для которых в языке нашем нет иного названия, кроме «зеркал», что меньше стражи тому назад вернули Иону к звездам. – Но откуда в них возьмется энергия, если они не обращены одно к другому?
– Вспомни, как долго они были обращены одно к другому, пока я не открыл книгу, – отвечал андрогин. – Теперь мощность поле какое-то время сохранится. Ступай, если осмелишься.
Но я не осмелился. Не успел он завершить фразы, как в сиянии над открытыми страницами возникло некое существо – ни женщина, ни бабочка, но отчасти и то и другое, и я, подобно тому, как мы, видя гору на заднем плане какой-нибудь картины, понимаем, что в действительности она огромна, словно остров, понял, что вижу это существо лишь издалека. На деле же его крылья преодолевали протонные ветры межзвездных пространств, а вся Урд вполне могла оказаться ничтожной пылинкой, потревоженной их взмахами. Стоило мне приглядеться к нему, оно тоже начало вглядываться в меня – примерно так же, как андрогин совсем недавно вглядывался в петли и завитки на стали под стеклом. Замерев, существо повернулось ко мне и расправило крылья, словно бы с тем, чтоб я смог разглядеть их во всех подробностях. Крылья его были испещрены множеством глаз.
Андрогин шумно, будто захлопнув дверь, закрыл книгу.
– Что ты увидел? – спросил он.
Думать я был способен только о том, что мне больше не нужно смотреть на страницы, и посему ответил:
– Благодарю тебя, сьер. Кто бы ты ни был, отныне и впредь я – твой слуга.
Андрогин кивнул.
– Возможно, когда-нибудь я тебе об этом напомню, но снова спрашивать, что ты увидел, не стану. Возьми, утри лоб. Зрелище… оставило отпечаток.
С этими словами он подал мне лоскут чистой ткани, и я послушно утер лоб, так как чувствовал, что кожу лица щекочут струйки испарины, а когда вновь взглянул на тряпицу, она оказалась алой от крови.
– Нет, ты не ранен, – сказал андрогин, словно прочел мои мысли. – По-моему, врачи называют это явление «гематидроз». Под влиянием сильных чувств мелкие кровеносные сосуды под кожей местами… а порой и по всему телу… лопаются при обильном выделении пота. Боюсь, на лбу у тебя вскоре появится изрядный кровоподтек.
– Зачем ты это сделал? – спросил я. – Я думал, ты просто покажешь мне карту, а сам всего лишь хотел отыскать Зеленую Гримерку, как назвал ее старый Рудезинд, где расквартированы актеры. Уж не сказано ли в письме Водала, что доставившего письмо надлежит убить?
Между делом я потянулся было к мечу, однако, едва нащупав знакомую рукоять, осознал, что мне не хватает сил обнажить оружие.
Андрогин рассмеялся. Поначалу смех его, похожий то на мальчишеский, то на женский, казался приятным, но вскоре перешел в безудержное хихиканье – точно такое же порой разбирает пьяных. В сознании моем вновь встрепенулись, едва не пробудившись, воспоминания Теклы.
– И это все, чего ты хотел? – заговорил он, совладав с собой. – Попросил огонька, чтоб зажечь свечу, а я, не подумав, вручил тебе само солнце, и вот результат – ты обжегся. Что ж, виноват, виноват… возможно, мне и хотелось отсрочить свой час, однако я ни за что не отправил бы тебя так далеко, если б не прочел в письме, что ты принес с собой Коготь, и теперь всей душой сожалею, что не сумел удержаться от смеха. Скажи, Севериан, куда ты направишься, разыскав Зеленую Гримерку?
– Куда ты сочтешь нужным послать. Я ведь, как ты напомнил, поклялся служить Водалу.
(В действительности Водал внушал мне откровенный страх: что, если, прояви я неповиновение, андрогин сообщит ему обо всем?)
– Но если у меня не найдется для тебя поручений? От Когтя ты уже избавился?
– Не смог, – признался я.
Андрогин надолго умолк и прерывать молчания, похоже, не собирался.
– Пойду в Тракс, – сказал я. – У меня есть рекомендательное письмо к тамошнему архонту, а у него якобы есть для меня работа. Честь нашей гильдии зовет меня туда.
– Вот и славно. Насколько в действительности велики твои симпатии к Водалу?
Я вновь ощутил в ладони рукоять топора. Ваши воспоминания, как мне не раз говорили, со временем угасают, мои же – даже не меркнут. Вот и сейчас ветер снова швырнул в лицо клочья тумана, укрывшего некрополь той ночью, и все, что я чувствовал, принимая от Водала монету и глядя, как он уходит туда, куда мне путь заказан, всплыло из глубин памяти во всех подробностях.
– Однажды я спас ему жизнь, – отвечал я.
– Тогда вот как тебе надлежит поступить, – рассудил андрогин. – Ступай в Тракс и всем… даже себе самому… говори, что намерен занять ожидающую тебя там должность. Коготь крайне опасен. Тебе об этом известно?
– Да. Водал сказал, если люди узнают, что он в наших руках, мы можем утратить поддержку народа.
Андрогин вновь ненадолго умолк.
– Пелерины сейчас на севере, – сказал он, нарушив молчание. – Если представится случай, непременно верни Коготь им.
– На это я и надеялся.
– И хорошо. Кроме этого, ты должен будешь сделать еще кое-что. Автарх сейчас здесь, но задолго до того, как ты окажешься в Траксе, также отправится на север, к действующей армии. Буде он окажется неподалеку от Тракса, отправляйся к нему. В свое время тебе сообщат, каким образом надлежит лишить его жизни.
Тон сказанного выдал его с головой не хуже, чем мысли Теклы. Мне захотелось преклонить перед ним колени, однако он хлопнул в ладоши, и в комнату без единого звука проскользнул согбенный человечек в длинных одеждах с капюшоном, наподобие киновитских. Автарх заговорил с ним о чем-то, но слов его я, совершенно растерянный, разобрать не сумел.
Во всем мире немного сыщется зрелищ прекраснее, чем утренняя заря, если смотреть на нее сквозь тысячи искристых струй Профетического Фонтана. Я отнюдь не эстет, но, впервые увидев их танец (о коем так много слышал), почувствовал себя обновленным. До сих пор с удовольствием вспоминаю эту картину – серебристые струи воды, вычерчивающие замысловатые символы на солнечном диске, открывшемся моему взгляду, едва слуга в одеяниях с капюшоном после многих лиг, пройденных путаными коридорами Второй Обители, распахнул передо мной очередную дверь.
– Теперь все время прямо, – пробормотал он из-под низко надвинутого на лоб капюшона. – По этой дорожке и сквозь Врата Деревьев. Среди актеров тебе ничто не грозит.
Захлопнувшаяся за моей спиной дверь совершенно слилась с поросшим травой склоном небольшого пригорка. Едва не споткнувшись, я двинулся к фонтану, освежившему меня облаком мелких брызг, подхваченных ветром. Вокруг чаши вился серпантин мощеной дорожки. Постояв у фонтана в надежде прочесть в пляске струй свое будущее, я наконец полез в ташку за подношением. Все мои деньги достались преторианцам, однако, шаря среди немногочисленных сохраненных пожитков (лоскут фланели, обломок точильного камня и флакон с маслом для «Терминус Эст», гребень и книга в коричневом переплете для меня самого), я углядел под ногами монетку, застрявшую между зеленых камней. Извлечь ее – единственный азими, истертый так, что от чеканки не осталось даже следа, – особых трудов не составило. Прошептав желание, я бросил монетку в самую середину фонтана. Одна из струй подхватила кругляш, подбросила к небу, и азими, сверкнув в воздухе, вновь упал вниз, а я принялся разбирать символы, вычерченные водой на фоне солнца.
