Как выяснилось по возвращении, все остальные прекрасно поняли, куда мы пропали, хотя Бальдандерсу вряд ли было до этого хоть какое-то дело. Доркас украдкой плакала, спрятавшись где-то на время, чтобы вновь выйти к нам с покрасневшими от слез глазами и подвижнической улыбкой на губах. Доктора Талоса наша отлучка, по-моему, здорово разозлила и в то же время привела в подлинное восхищение. Именно тогда у меня и создалось впечатление (сохранившееся по сей день), что восторга от Иоленты он не испытывал ни малейшего, однако ему и только ему из всех мужчин Урд она отдалась бы по собственной воле, без какой-либо задней мысли.
Оставшиеся до наступления ночи стражи мы провели, то слушая, как доктор Талос торгуется со всевозможными чиновниками Обители Абсолюта, то репетируя. Кое-какими впечатлениями от игры в пьесе доктора Талоса я с тобою, читатель, уже поделился, а ниже намерен приблизительно изложить ее текст – не тот, что существовал лишь на засаленных клочках бумаги, передававшихся нами в тот день из рук в руки и зачастую содержавших не более чем подсказки для импровизаций, но тот, что мог быть записан неким старательным писцом из публики и в самом деле оказался записан им, демоническим очевидцем всего мною пережитого, обитающим позади моих глаз.
Но прежде тебе надлежит представить воочию наши подмостки. Труждающийся край Урд в который раз взошел по красному диску; над головой запорхали долгокрылые летучие мыши, с востока поднялась в небо зеленая четвертинка луны. Вообрази теперь изящнейшую на свете долину шириной от края до края в тысячу с небольшим шагов, среди волнистых, поросших травою покатых холмов. В склонах холмов – двери, одни не шире входа в обыкновенную комнату, другие огромны, словно двери базилик. Все эти двери отворены, на траву перед ними падает изнутри неяркий туманный свет. К крохотной арке нашего просцениума, змеясь, тянутся мощенные тесаным камнем дорожки, и все они усеяны множеством людей, мужчин и женщин в причудливых маскарадных костюмах – костюмах, в большинстве своем вдохновленных далеким-далеким прошлым, и потому я, нахватавшийся исторических знаний разве что по верхам, от Теклы с мастером Палемоном, ни одного из них не узнаю. Среди масок снуют слуги с подносами, уставленными чашами и кружками, отягощенными грудами восхитительно ароматного мяса и сладостей. Перед сценой рядами расставлены изящные, словно сверчки, скамьи из бархата и черного дерева, но многие в публике предпочитают стоять, а во время представления зрители непрестанно появляются и уходят (многие – выслушав не более дюжины строк). В ветвях деревьев поют квакши, заливаются соловьи, а по гребням холмов, плавно, неторопливо принимая то ту, то другую позу, разгуливают ходячие статуи. Все роли в пьесе исполняются доктором Талосом, Бальдандерсом, Доркас, Иолентой и мной.
XXIV
Пьеса доктора Талоса
Эсхатология и генезис
В основу пьесы, по утверждению доктора Талоса, положен ряд фрагментов утраченной Книги Нового Солнца
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ГАВРИИЛ
ВЕЛИКАН НОД
МЕШИЯ, Первый Человек
МЕШИАНА, Первая Женщина
ДЖАХИ
АВТАРХ
КОНТЕССА
СЛУЖАНКА
ДВОЕ СТРАЖНИКОВ
КАМЕННЫЙ ИСТУКАН
ПРОРОК
ГЕНЕРАЛИССИМУС
ДВОЕ ДЕМОНОВ, переодетых купцами
ИНКВИЗИТОР
ФАМИЛЬЯР
АНГЕЛИЧЕСКИЕ СУЩЕСТВА
НОВОЕ СОЛНЦЕ
СТАРОЕ СОЛНЦЕ
ЛУНА
В глубине сцены темно. Входит ГАВРИИЛ, окруженный золотистым ореолом. В руках у него хрустальный рог.
ГАВРИИЛ. Приветствую вас! Я опишу вам положение дел – в конце концов, таково мое назначение. Сейчас ночь последнего дня, ночь накануне дня первого. Старое Солнце зашло и на небе более не покажется. Завтра взойдет Новое Солнце, и мы с братьями и сестрами встретим его ликованием, ну а сегодня… сегодня никто ни о чем не подозревает. Все спят.
За сценой шаги – тяжелые, неторопливые. Входит НОД.
ГАВРИИЛ. О Всеведущий! Спаси слугу своего!
НОД. Так ты служишь ему? И мы, нефилимы, тоже. Коли так, я не причиню тебе зла – разве что он велит.
ГАВРИИЛ. Значит, ты из его челяди? Как же он говорит с тобой?
НОД. Правду сказать, никак. Приходится самому догадываться, что ему от меня угодно.
ГАВРИИЛ. Этого я и боялся.
НОД. Не видал ли ты сына Мешии?
ГАВРИИЛ. Не видал ли я сына Мешии? Скажешь тоже, дурень ты здоровенный: он же еще и на свет не рожден! А что тебе от него нужно?
НОД. Ему надлежит прийти и поселиться со мной, в моих землях к востоку от сего сада. Я отдам ему в жены одну из своих дочерей.
ГАВРИИЛ. Ошибся ты с творением, дружище. Не то выбрал – на пятьдесят миллионов лет опоздал.
НОД (неторопливо, ничего не поняв). Если увидишь его…
Входят МЕШИЯ с МЕШИАНОЙ. За ними следует ДЖАХИ. Все трое наги, если не считать драгоценных украшений ДЖАХИ.
МЕШИЯ. Что за прекрасное место! Просто восторг! Цветы, фонтаны, статуи – ну не чудесно ли?
МЕШИАНА (робко). А я видела ручного тигра с клыками длиннее ладони. Как мы его назовем?
МЕШИЯ. Как он сам пожелает! (Гавриилу.) Кто же хозяин этих прекрасных мест?
ГАВРИИЛ. Автарх.
МЕШИЯ. И он позволяет нам жить здесь?! Весьма великодушно с его стороны.
ГАВРИИЛ. Не совсем так, дружище, не совсем так. Знаешь ли ты, что за тобой следом идет еще кое-кто?
МЕШИЯ (не оглядываясь). У тебя за спиной тоже кто-то стоит.
ГАВРИИЛ (напоказ взмахнув рогом, символом своего сана). Да, за моей спиной Он!
МЕШИЯ. И совсем близко. Если собираешься трубить в рог, чтобы подмогу позвать, лучше поторопись.
ГАВРИИЛ. Ну и ну, как же ты проницателен! Но нет, время еще не пришло.
Золотистый ореол угасает, и ГАВРИИЛ исчезает со сцены. НОД замирает, опершись на огромную палицу.
МЕШИАНА. Я разожгу огонь, а ты начинай-ка строить нам дом. Дожди здесь, похоже, нередки – взгляни, как трава зелена.
МЕШИЯ (приглядевшись к Ноду). Э-э, да это же просто статуя! Теперь понятно, отчего он ее не испугался.
МЕШИАНА. Статуя вполне может ожить. Помнится, слышала я о сыновьях, взращенных из камня.
МЕШИЯ. «Помнится»! Скажешь тоже, ведь ты только-только на свет родилась. Вчера, по-моему.
МЕШИАНА. Вчера? Этого я не помню… ах, Месхия, я еще так мала! И ничего не помню до той минуты, как вышла на свет и увидела тебя, разговаривавшего с лучом солнца.
МЕШИЯ. Это был не луч солнца! Это был… правду сказать, я еще не придумал ему названия.
